Не все знают, что в парке Покровское-Стрешнево находится бывшая подмосковная дворянская усадьба. Собственно, сам парк - это бывшие приусадебные владения.

Место, где сейчас располагается Покровское-Стрешнево, известно с XVI века: впервые оно упоминается в писцовых книгах как «деревня Подъёлки» (видимо, вокруг был еловый лес).

Деревня много раз перепродавалась и последовательно находилась во владении сначала бояр Несторовичей, затем - семейства дьяка Благово, затем - воеводы Андрея Фёдоровича Палицына, потом владельцем снова стал дьяк, Михаил Феофилатьевич Данилов. Но все это время сохранялось название Подъёлки. И лишь в 1629 году, когда в деревне построили каменную церковь Покрова Святой Богородицы (в результате чего деревня приобрела статус села), появилось второе название - Покровское. В переписных книгах 1946 года село упоминается с двойным названием - Покровское-Подъёлки («село Покровское, Подъёлки тож»). В селе на тот момент было восемь крестьянских дворов, где проживало в общей сложности три десятка человек.

Церковь Покрова Святой Богородицы сегодня. Фото: Александр Чеботарь

После смерти дьяка Данилова, благодаря которому наш и соседний районы до сих пор имеют в своем названии «Покровское», село переходит к новому владельцу по фамилии Елизаров.

Многие удивляются тому, что деревню купил именно дьяк. Но не нужно путать «дьячка» (младший церковный чин, не имеющий степени священства) и «дьяка» (думная должность в Русском государстве XVI-XVII вв.). Дьяки, о которых идет речь, это не служители в церкви, а государственные служащие.

Ф. К. Елизаров владеет имением всего несколько лет, и в 1664 году продает его своему соседу (владельцу села Иванькова) Родиону Матвеевичу Стрешневу. С этого момента начинается самое интересное. Во-первых, уже понятно, почему наш район имеет такое название - Покровское-Стрешнево. Прежние владельцы имения (за исключением дьяка Михаила Феофилатьевича Данилова, построившего церковь Покрова) не оставили своего следа в названии, поскольку владели им недолго. Но потомки боярина Стрешнева (который, кстати, был одним из воспитателей царя Петра I) владели имением на протяжении последующих 250 лет.

Герб рода Стрешневых

Интересно, что род Стрешневых был знатным не всегда. До 1626 годы семейство Стрешневых считалось незнатным, а затем произошло знаменательное событие - Евдокию Стрешневу взял в жены царь Михаил Федорович Романов. Брак был удачным, Евдокия родила 10 детей (в том числе и будущего царя Алексея Михайловича), а род Стрешневых занял видное место при дворе. Один из Стрешневых, Тихон Никитич, был первым московским губернатором (с 1709 г. по 1711 г.). Известен факт, что когда царь Пётр I собственноручно обрезал бороды русским боярам, Тихона Никитича он от этой унизительной процедуры избавил - «за испытанную преданность».

Евдокия Лукьяновна Стрешнева (1608–1645)

Тихон Никитич Стрешнев (1644–1719), 1-й московский губернатор

Родион Матвеевич не уделял своему новому имению особенного внимания - ни новых построек, ни расширения хозяйства при нем не произошло. Но именно ему мы обязаны любимым многими местом для прогулок - парковыми прудами: в 1685 году Стрешнев приказал выкопать в верховьях речки Чернушки (та самая речка с поселением бобров, которая упоминается в описании нашего блога) пруды и развести в них рыбу. Рыба, надо сказать, водится и по сей день: по словам местных рыбаков - караси, карпы, щуки, окуни, лещи.
После смерти Родиона Матвеевича (1687 г.) имение переходит к его сыну Ивану Родионовичу, чьи годы владения имением также не ознаменовались для Покровского-Стрешнева ничем примечательным. В 1738 году Иван Родионович умирает, и имение наследует его сын, генерал-аншеф Петр Иванович Стрешнев. И для имения начинается период расцвета.

Пётр Иванович Стрешнев (1711–1771)

В 1750-х годах Стрешнев перестраивает церковь (ту самую, Покрова Святой Богородицы, построенную еще дьяком М.Ф. Даниловым, и подарившей имению часть его названия), в 1766 году возводится новый каменный дом, в галереях особняка собирается коллекция живописи.

После смерти генерала в 1771 году имение переходит во владение его дочери, Елизаветы Петровны. Елизавета . Подобное неуважение к памяти отца неудивительно - с детства Елизавета (единственная наследница генерала-аншефа - остальные его 8 детей умерли, не дожив даже до совершеннолетия) была капризна и избалованна. Современники вспоминали, что будучи еще ребёнком, Елизавета «выезжала в вызолоченной карете, причем четверо гусар сопровождали ее верхом, сзади ехали два гайдука, а спереди бежал скороход, несший на жезле герб Стрешневых».

Елизавета Петровна Глебова, урожденная Стрешнева (1751–1837), в детстве .

Через год после смерти отца Елизавета Петровна Стрешнева выходит замуж за генерала Федора Ивановича Глебова (1734–1792). В имении появляется «ванный домик» (купальня), построенный Федором Ивановичем в подарок любимой молодой супруге и названный в честь нее «Елизаветино». Домик находился недалеко от господского дома, на береку реки Химки. Кроме того, хозяева заводят зверинец, в котором содержались не только животные, но и более сотни редких птиц. До сегодняшнего дня ванный домик не сохранился, он был разрушен бомбой во время войны.

Ванный домик «Елизаветино» над речкой Химкой, вид со стороны спуска к реке (сейчас с этой точки хорошо виден коттеджный поселок сотрудников американского посольства «Зеленые холмы»)

«Елизаветино», фасад

Известно, что в июле 1775 года Покровское-Стрешнево посетила императрица Екатерина II и «изволила […] кушать чай у владелицы оного Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой».

После смерти Федора Ивановича в 1799 году, Елизавета Петровна продолжает жить в родовом имении. В 1803–1806 годах она перестраивает дом: вместо старого, в стиле елизаветинское барокко, строится новый, в стиле ампир, к которому примыкает сад с прудами. Строятся оранжереи. Елизавета Петровна получила хорошее образование, любила литературу и интересовалась техническими новинками, поэтому в доме была отличная библиотека, имелись телескоп и микроскоп. Елизавета Петровна была хорошо знакома и дружна с Н.М. Карамзиным (известно, что какое-то время он писал «Историю государства Российского» именно в домике «Елизаветино», представленном ему хозяйкой имения для спокойной работы).

Оранжереи в Покровском-Стрешневе сегодня. Фото: Александр Зайцев

В начала XIX века по противоположную от усадьбы сторону дороги из села Всехсвятского в село Тушино (сейчас на месте этой дороги находится Волоколамское шоссе) расположился дачный поселок - 22 летних домика. Дачи в Покровском стоили очень дорого (от 100 до 2000 рублей за сезон - огромные по меркам начала XX века деньги), а люди туда съезжались интереснейшие - Н.М. Карамзин, семейство придворного врача Берса (чья дочь Софья впоследствии стала женой Льва Толстого), сам Л.Н. Толстой в качестве гостя Берсов, врач С.П. Боткин и многие другие известные и состоятельные люди того времени. Кстати, доктор Боткин на свои деньги перестроил церковь Покрова.

В 1837 году Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева умерла, и имение перешло к одному из наследников, Е.П. Глебову-Стрешневу, а затем - к его племяннице Евгении Федоровне Бреверн. Интересно, что после брака с князем М. В. Шаховским оба они (и Евгения Федоровна, и ее супруг) стали носить тройную фамилию Шаховских-Глебовых-Стрешневых. В связи с тем, что род Глебовых-Стрешневых на Евгении прерывался, и потомков мужского рода не существовало, родовое имя решили сохранить таким образом. А имение Покровское-Стрешнево все чаще стали называть Покровское-Глебово (так как в полном имени семьи на первом месте была фамилия Глебовы). В этот период в селе Покровском было 10 крестьянских дворов, и проживало в общей сложности около 100 человек. То есть с 1629 года, когда деревня Подъёлки стала селом Покровским, количество человек увеличилось всего в 3 раза. Но зато через 30 лет в селе жили уже почти 3 сотни человек.

Евгения Фёдоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева (1846–1924)

Евгения Фёдоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева оказалась последней владелицей усадьбы. За время своего управления имением она внесла множество новшеств в устройство дома и парка: в 1880 году был построен архитектурный ансамбль в виде подковы, объединивший все хозяйственные постройки. С торцов дома пристроили флигеля в виде средневековых башенок, а над домом сделали деревянную надстройку, тоже в виде замковой башни. Вокруг усадьбы возвели стену из красного кирпича с башнями в псевдорусском стиле. Храм Покрова снова был перестроен.

Последняя хозяйка Покровского-Стрешнево занималась имением с удовольствием и искренней любовью: несмотря на то, что она владела виллой в Италии, имела собственную яхту на Средиземном море и личный железнодорожный вагон для поездок, большую часть времени помещица все равно проводила в своем родовом гнезде.

Интересный факт: несмотря на то, что во времена Евгении Федоровны Покровское-Стрешнево посещало как никогда много гостей, посетители вовсе не были свободны в своем перемещении по усадьбе. Княгиня строго делила пространство на «личное», «для особых гостей» и «по билетам». Сохранилось письмо Софьи Андреевны Толстой, в котором она жаловалась супругу Льву Николаевичу: «В Покровском очень грустно то, что везде видна злоба хозяйки: всё огорожено проволокой колючей, везде злые сторожа, и гулять можно только по пыльным, большим дорогам».

Село Покровское между тем продолжало быть популярнейшим дачным местом. Настолько, что летом 1908 года было организовано регулярное автобусное сообщение (очень редкое по тем временам событие) между Покровским и Петровско-Разумовским. Автобусы ходили по Петербургскому шоссе (нынешняя Ленинградка).

Так выглядели автобусы в начале XX века

Примерно в то же время дачи строятся и на другом конце парка - в Иваньковском лесу, над речкой Химкой (окрестности родника «Царевна Лебедь»). В Иванькове одно время снимали дачу Марина Цветаева и Сергей Эфрон, в Иванькове Л.Н. Толстым был написан рассказ Толстого «Буря».

После революции 1917 года усадьба (а также все дачи) была превращена в санаторий ЦК, а чуть позже стала домом отдыха текстильщиков. Удивительно, но в 1925 году в усадьбе была полностью воссоздана обстановка господского дома и создан музей. Правда, просуществовал он недолго (а это уже, учитывая эпоху, как раз неудивительно), был закрыт и разорен. Позже, в 1933 году, в бывшей усадьбе был устроен дом отдыха военных летчиков. Во время Великой отечественной войны в зданиях усадьбы располагался госпиталь. В послевоенное время (с 1970 года) в Покровском-Стрешневе был НИИ гражданской авиации.

Затем (в 80-е годы) здание усадьбы принадлежало компании Аэрофлот. Аэрофлотовцы планировали устроить в бывшей усадьбе зал приемов, и в связи с этим начали активные реставрационные работы, но планы нарушил пожар, уничтоживший мансардный этаж и значительно повредивший залы второго этажа. Было начато восстановление дворца - вновь достроили сгоревшие части дома, частично отреставрировали парадные залы второго этажа, но до конца реставрацию так и не довели.

В 2003 году «Аэрофлот» продал усадьбу некоторой сомнительной компании, сделка с которой позже была признана незаконной.

Сейчас усадьба формально находится на балансе Высшей школы экономики, но фактически - прошена на произвол судьбы, потихоньку ветшает, дичает и разрушается.

Усадьба Покровское-Стрешнево располагается в одноименном районе Северо-Западного административного округа Москвы. Бывшее дворянское имение известно также как Покровское-Глебово и Глебово-Стрешнево. Исторический комплекс, сформированный в XVII веке, включает главное здание (господский дом), храм Покрова Пресвятой Богородицы , сохранившиеся надворные постройки и обширную лесопарковую зону с искусственными прудами.

История и архитектура

В 1626 году Евдокия Стрешнева стала женой первого русского царя из династии Романовых Михаила Фёдоровича и родила 10 детей, обеспечив крепкую линию престолонаследия. С тех пор мелкопоместный род Стрешневых стал знатным и занял особое место при царском дворе.

Хозяин усадьбы Родион Матвеевич выстроил в подмосковном селе Покровское боярский двор, а в пойме реки Чернушка велел вырыть водоемы для разведения рыбы. Его внук, генерал-аншеф Петр Иванович, в середине XVIII века расширил и перестроил родовое имение. Вотчина усилиями потомков приобрела облик классического дворянского гнезда. Появился белокаменный дом с анфиладой 10 парадных залов и коллекцией живописных полотен, насчитывающей сотни картин.

Генеральская дочь Елизавета, ставшая в замужестве Глебовой, добилась от государя Александра I привилегии носить двойную фамилию (род Стрешневых по мужской линии прервался), поэтому название поместья изменилось. Супруги продолжили масштабное переустройство территории. На побережье Химки вырос двухэтажный «ванный домик» — изящный миниатюрный дворец, названный «Елизаветино» (уничтожен в 1942 г. прямым попаданием бомбы). В нем «кушала чай» императрица Екатерина II, о чем Елизавета Петровна распорядилась сделать памятную надпись в гостиной. После смерти мужа хозяйка решила изменить вид семейного дома: вместо особняка в стиле барокко было возведено трехэтажное здание в стиле ампир и несколько оранжерей.

В XIX веке напротив усадьбы расположился дачный поселок, в который приезжал историк Николай Карамзин, писатель Лев Толстой, встретивший здесь свою будущую супругу Софью, и многие другие известные представители творческой интеллигенции: поэты, художники, музыканты.

Последняя владелица усадьбы Евгения Фёдоровна Шаховская-Глебова-Стрешнева внесла немало новшеств: в 1880 году все постройки хозяйственного назначения объединил архитектурный ансамбль в виде подковы. Подвергся перестройке и дом: торцы украсили флигели в форме средневековых башен, а здание, обнесенное крепостными стенами из красного кирпича на манер кремлевских, стало похожим на древнерусский княжеский замок.

Княгиня большую часть времени проводила в Покровском, хотя владела виллой в Италии, яхтой на Средиземноморье и собственным вагоном-салоном для путешествий. Перед приусадебными владениями была открыта железнодорожная платформа «Шаховская».

После Октябрьской революции советская власть превратила экспроприированную собственность в санаторий. В годы Великой Отечественной войны в бывших барских покоях размещался госпиталь, с 1970 г. — НИИ гражданской авиации. С 1998 г. весь район Покровское-Стрешнево (Покровское-Глебово) имеет статус особо охраняемой природной территории, но это не спасло от запустения и разрушения уникальный объект культурного наследия федерального значения. Заброшенный памятник культуры, ставший по сути бесхозным, не раз горел. Один из пожаров уничтожил мансарду и повредил галереи второго этажа. Интерьерам нанесен серьезный урон. В аварийном состоянии находится некогда роскошное убранство: лестницы, балконы, балюстрады, колонны и барельефы на фасадах. Внутри чудом уцелели резные двери, лепнина на потолках, фамильные гербы и камины. В 2017 г. усадьба передана в оперативное управление Государственному природоохранному учреждению города Москвы «Мосприрода», которое планирует начать реставрацию и восстановить угасающую красоту, созданную поколениями Стрешневых на протяжении 250 лет.

Парк Покровское-Стрешнево

Лесопарк площадью около 220 га — одна из крупнейших рекреационных локаций столицы, популярное место для пикников и отдыха в окружении живой природы у местных жителей и туристов. Проложены дорожки для бега и езды на велосипедах, роликах, самокатах. Вереница Иваньковских прудов в южной и восточной части окружена декоративными ивами с шаровидными кронами. В тихих заводях бобры строят плотины, не обращая внимания на людей. Естественной границей, отделяющей лес от мегаполиса на северо-западе, служит речка Химка, возле которой находится родник «Царевна-Лебедь» с чистой питьевой водой. Подходы к водозабору оборудованы деревянным настилом.

Животный мир отличается разнообразием: здесь водятся белки и ондатры, обитают многочисленные виды птиц — утки, соловьи, дятлы, зяблики, овсянки, синицы, сойки, дрозды. Вблизи усадьбы растет липовая роща, далее начинается смешанная лесополоса с дубами, вязами, кленами, березами, соснами и лиственницами. Реже встречаются ели и кедры, рябины, яблони. Хвойные деревья насыщают воздух целебными ароматами смол, к которым примешиваются запахи разнотравья.

Даже не зная местности, заблудиться невозможно: навигацию облегчают установленные повсюду указатели и схема парка Покровское-Стрешнево. Для прогулок имеются асфальтированные дорожки и пешеходные тропы, созданы маршруты для велосипедистов. В тенистых аллеях есть беседки и деревянные скамейки, оснащены инвентарем спортивные и детские игровые площадки. С наступлением сумерек включается уличное освещение. Работают пункты проката лодок, велосипедов, самокатов, гироскутеров. Поскольку рядом дислоцируется войсковая часть, в лесу можно часто встретить военнослужащих, занимающихся физподготовкой. Зимой прокладываются лыжные трассы, строятся горки. Предусмотрены 3 точки для шашлыков с мангалами, столами и лавками, урнами и противопожарными ящиками с песком. Две мангальные зоны расположились недалеко от дома 2-а на 5-м Войковском проезде, одна — со стороны владения 23-а на Ленинградском шоссе.

Как добраться до парка Покровское-Стрешнево

В парк ведут несколько входов с разных улиц, около каждого есть парковка.

Самый быстрый способ добраться до усадьбы Покровское-Стрешнево с Рижского вокзала — сесть на пригородный электропоезд и выйти на платформе «Покровское-Стрешнево». Время отправления и стоимость билета можно уточнить на Яндекс Расписания .

Из центра Москвы доехать получится с пересадками: например, на метро до станции «Войковская» Замоскворецкой линии, а потом — на электричке (нужно будет пройти 600 м до ж/д платформы «Ленинградская»). От м. «Щукинская» идти пешком 900 м.

У главного входа в парк располагается остановка общественного транспорта «Покровское-Глебово», через нее следуют автобус № 412, маршрутка № 462 м, троллейбусы № 12, 70, 82, идущие от м. «Сокол», и трамвай № 6 от м. «Войковская».

Другой способ — доехать на троллейбусах № 6 или № 43 до остановки «Театральный зал «Лебедь», а далее предстоит 5-минутная пешая прогулка.

При поездке на личном транспорте путь до лесопарка «Покровское-Стрешнево» лежит по Волоколамскому или Ленинградскому шоссе. Со стороны 5-го Войковского проезда предусмотрена бесплатная и просторная стоянка. Тем, кто ценит время и комфорт, пригодится мобильное приложение такси: Uber, Gett, Яндекс. Такси, Maxim и другие онлайн-сервисы.

В XIV веке на месте современного Покровского-Стрешнева располагалась деревня Подъёлки, название которой указывает на характер окружавшей ее лесной местности. Подъёлки и соседние Коробово (будущее Тушино), Иваньково, Братцево, Спас и Петрово входили в состав вотчины, пожалованной в 1332 году Иваном Калитой боярину Родиону Несторовичу за присоединение к московскому ведомству новгородской части Волока Ламского (Волоколамска). Впоследствии пожалованные князем сходненские наделы перешли во владение сначала сыну Родиона Несторовича - Ивану Родионовичу Квашне (Квашня - прозвище, данное за рыхлость тела), - а затем внуку - Василию Ивановичу Квашнину, прозванному за его внушительные объемы Тушей, родоначальнику боярского рода Тушиных.

Тушины не смогли удержать в своих руках родовое имение, и к 1584-1585 годам оно было распродано. Опустевшая и заброшенная к тому времени деревня Подъёлки была приобретена дьяком Елизаром Ивановичем Благово, видным посольским деятелем, выполнявшим ответственные дипломатические поручения московских государей.

В 1573 в году в Новогороде Благово участвовал в свадебной церемонии ливонского короля Магнуса и княжны Марьи Владимировны, племянницы Ивана Грозного. В 1580 году он был послан с мирными предложениями в составе посольской миссии в стан Стефана Батория, короля польского и великого князя литовского. Имя Е.И. Благово упоминается в числе участников приема посла английской королевы Елизаветы Джерома Боуса в Москве в 1583 году.

После возведения на рубеже XVI-XVII веков (предположительно, в 1600 году; точная дата постройки неизвестна) деревянной церкви Покрова Пресвятой Богородицы пустошь Подъёлки стала называться селом Покровским. Новый владелец села - сын боярский Андрей Федорович Палицын. А.Ф. Палицын начинал службу у окольничего Якова Михайловича Годунова, а после его смерти примкнул к сподвижникам Лжедмитрия II. Весной 1608 года «Тушинский вор», как станут называть Лжедмитрия II, начал поход на Москву и разбил свой лагерь на берегу реки Химки, прямо напротив Подъёлок. Уже в 1609 году Палицын, как и большинство сторонников Лжедмитрия, покинул самозванца и присягнул на верность польскому королю Сигизмунду III. А в 1611 году он уже указан среди ратных Троице-Сергиева монастыря, защищавших Москву от поляков. Такое метание от одной противоборствующей стороны к другой, служение «и нашим, и вашим» - вполне заурядная картина для Смутного времени. Логичным представляется и предположение о том, что в период Смуты в Покровском была сожжена деревянная церковь, а само село разорено.

Окончательно закрепившийся на стороне московских ополченчев, а затем - выбранного на царство Михаила Федоровича Романова, А.Ф. Палицын продвинулся по службе, достиг чина воеводы и неоднократно был отправляем начальствовать в разные города: Переславль, Углич, Муром, Мангазею. Занятость и долгое отсутствие Палицына не позволяли ему заниматься хозяйством, и в период своего воеводства в Муроме, в 1622 году, он продал опустевшее село Покровское дьяку Михаилу Феофилатьевичу Данилову.

М.Ф. Данилов является примером преуспевающего чиновника своего времени. Он начал карьеру в Смутное время и последовательно прошел все ступени служебной лестницы, порой выполняя весьма ответственные поручения. И следует отметить, что, в отличие от многочисленных «перелетчиков», к коим относился предыдущий владелец Покровского, ни разу не переходил на сторону врага. Ему довелось служить в Поместном, Разрядном, сыскном и Сибирском приказах.

Успешно шедшая служба позволила Данилову не только приобрести земельные наделы на реке Химки, но и возобновить на них хозяйственную деятельность. На месте пустоши он ставит двор с деловыми людьми. Приходные книги патриаршего Казенного приказа за 1629 год отмечают появление в деревне «новоприбылой церкви Покрова Святой Богородицы, да в пределех Чудо архистратига Михаила, да Алексея чудотворца, в вотчине разрядного дьяка Михаила Данилова в селе Покровском-Подъёлки». Переписная книга за 1646 год упоминает «…за думным дьяком за Михаилом Даниловым сыном Феофилатьевым село Покровское, Подъелки тож, а в нём церковь Покрова Пресвятой Богородицы каменная, а у церкви во дворе поп Симеон, да келья просвирницы, да 8 дворов крестьянских, людей в них 26 человек». За время владения Покровским Данилов увеличил прилегающие к селению земли с первоначальных 29,5 десятин до 300 - почти в 10 раз!

После смерти Данилова его вдова в 1651 году продала Покровское окольничему Федору Кузьмичу Елизарову, который в 1664 году уступил село владельцу соседнего Иванькова Родиону Матвеевичу Стрешневу. С этого времени начинается почти 250-летняя эпоха владения Покровским Стрешневыми.

Усадьба при первых Стрешневых

Мелкопоместный род Стрешневых, берущий начало от выходца из Польши, считался незнатным до 1626 года, когда на Евдокии Лукьяновне Стрешневой женился царь Михаил Федорович. Овдовевшему бездетному царю подыскивали новую супругу, для чего был организован смотр невест, на котором ему ни одна из 60 отобранных красавиц не понравилась, но приглянулась наперсница (подруга для собеседования) одной из участниц - Евдокия Стрешнева. Она покорила царя красотой, обходительностью и кротостью нрава. И хотя родители царя его выбор не одобрили, Михаил остался непреклонен и женился на благородной не по крови, а по существу девице. Так Евдокия Стрешнева стала царицей, а впоследствии, родив детей своему супругу, первому царю из рода Романовых, - родоначальницей династии. От этого брака родилось 10 детей, в том числе и будущий царь Алексей Михайлович.

Царица евдокия Лукьяновна, супруга царя Михаила Федоровича Романова, урожденная Стрешнева . Литография с портрета работы П.Ф. Бореля.

После заключения этого брака род Стрешневых выдвинулся, значительно обогатился и занял почетное место в придворной иерархии.

Родион (Ирадион) Матвеевич Стрешнев, первый из Стрешневых владелец Покровского, хотя и приходился царице Евдокии дальним родственником - четвероюродным братом, - был близок ко двору и сыграл значительную роль в жизни государства. Он славился независимым и стойким характером, по службе продвигался достаточно медленно, но верно: начав службу стольником (первое упоминание его в этом чине датируется 1634 годом), в 1653 году он становится окольничим и лишь в 1676 году получает звание боярина. На протяжении жизни ему пришлось послужить первым четырем царям из династии Романовых. Во время службы он выполнял дипломатические поручения, воевал, возглавлял различные приказы, а с конца 1670-х годов и до конца жизни служил дядькой (воспитателем) царевича, а затем царя Петра Алексеевича (Петра I).

При Родионе Матвеевиче жизнь в Покровском возрождается. Эта подмосковная усадьба не сулила ему значительных выгод, однако он принялся энергично возобновлять имение. Поставил здесь «двор боярский» и несколько хозяйственных служб. Основная часть имения оставалась под лесом. Из ярославских и нижегородских вотчин владельца в Покровское было переселено 11 семей крестьян. В 1678 году в селе числилось «9 человек кабальных людей, 10 семей работников, в них 30 человек, двор прикащика, двор крестьянской, в нём 7 человек, и двор бобыльской, в нём 3 человека». В 1685 году по распоряжению владельца в верховьях реки Чернушки (приток Химки, сегодня большей частью заключенный в трубу под землей) было выкопано три пруда и в них разведена для хозяйских нужд рыба. Вокруг барских деревянных хором был посажен фруктовый сад, близ впадения Чернушки в Химку поставлена мучная мельница.

После смерти в 1687 году Родиона Михайловича Покровское переходит к его сыну Ивану Родионовичу, который получил от отца огромное состояние, включавшее 13,5 тысяч десятин земли в различных уездах. И.Р. Стрешнев, деятельный помощник Петра I, в имении почти не бывал. Согласно переписным книгам, в 1704 году в его селе Покровском состояли: «двор вотчинников, в нём приказчик и конюх, двор скотный, в нём 4 человека, и 9 дворов крестьянских, в них 34 человека».

Усадьба при П. И. Стрешневе

Богатое наследство Ивана Родионовича Стрешнева после его кончины в 1738 году делится между его сыновьями, и в соответствии с «полюбовной раздельной записью», Покровское переходит в собственность младшему - Петру.

Служба Петра Ивановича Стрешнева при дворе, резво начавшись в 1729 году, в дальнейшем протекала довольно трудно. Оказавшись недолгим фаворитом царевны Натальи Алексеевны, дочери царевича Алексея, родной сестры Петра II, он от чина гоф-юнкера при Петре II почти сразу шагнул к должности камер-юнкера царевны. Но при императрице Анне Иоановне за близость к детям царевича Алексея ему пришлось поплатиться немилостью и отправкой в качестве премьер-майора в полевые полки. Лишь к концу ее царствования П.И. Стрешнев достиг чина генерал-майора. При вступлении на престол следующей императрицы - Елизаветы Петровны - ему снова не повезло: он и его братья были сначала арестованы по подозрению в соучастии в дворцовых интригах графа А.И. Остермана, за которым была замужем их сестра Марфа, и затем отправлены служить в отдаленные губернии, подальше от двора. В связи с очередной опалой высшего военного чина - генерал-аншефа - Петр Иванович добился лишь в 1758 году.

Петр Иванович Стрешнев. Портрет неизвестного художника.

После появления в 1762 году манифеста «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» П.И. Стрешнев вышел в отставку и полностью посвятил себя хозяйственным делам, занявшись обустройством своей подмосковной усадьбы Покровское.

Тщеславием и стремлением выделяться знатностью, состоянием в России еще с конца XVII века никого нельзя было удивить, и все же именно Стрешневы, как говорили о них их современники, отличались своей спесью и желанием продемонстрировать значительность своего рода, хотя единственным объективным поводом для фамильной гордости являлся брак Евдокии Лукьяновны Стрешневой с царем Михаилом Федоровичем Романовым. И тем не менее амбиции знати у Стрешневых имелись, и на реализацию их были положены и средства, и усилия. Само по себе приобретение Покровского Родионом Матвеевичем Стрешневым в 1664 году уже свидетельствовало скорее не о хозяйственном расчете, а об удовлетворении честолюбия. Основная часть земли имения была занята лесом, и сельскохозяйственного значения село не имело, а значит, существенных доходов не приносило, а скорее всего, даже жило за счет других вотчин владельца. Неудивительно, что внук Родиона Матвеевича, Петр Иванович, продолжает семейную традицию и берется за расширение и преображение родового имения в соответствии с духом времени и личными притязаниями на аристократизм.

Еще в 1750-м году, в период службы Петра Ивановича, накануне рождения в семье долгожданного ребенка (8 ранее рожденных детей умерли) в селе обновляется обветшавшая Покровская церковь. Времени на перестройку старой церкви не было, и ее разобрали, а при возведении новой церкви в качестве основы использовали кирпичную хозяйственную постройку близ господского дома, перестроив и украсив ее в барочном стиле. Новая церковь представляла собой одноглавый, однопрестольный четверик без апсиды, с тремя окнами на трех сторонах и с дверью - на западной. В существующей в наши дни церкви этот четверик образовал алтарную часть. Колокольни в 1750-х годах у церкви не было. Два колокола от старой церкви - в один и два пуда весом - висели на деревянных столбах рядом с храмом. Каменная колокольня, вероятно, была пристроена к новой церкви только в 1769-м, в год смерти жены Стрешнева Наталии Петровны, когда он заказал мастеру Михаилу Можжухину большой в 13 пудов и 4 малых колокола.

Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе. Фотография 1995 года, периода реставрации церкви. В кадре четверик современного храма, представлявший собой основной объем церкви 1750-х годов.

После выхода в отставку, П.И. Стрешнев начинает вплотную заниматься строительством каменного господского дома, нанимая для этого хорошего архитектора. Постройка здания была завершена в 1766 году. Деревянный барский особняк на высоком каменном фундаменте, одноэтажный, с мезонином был небольшим по размерам, в стиле елизаветинского барокко, с характерной для данного архитектурного направления анфиладой из 10 парадных комнат. Мезонин был меньше первого этажа по площади и имел меньшую высоту потолков, по-видимому, он использовался для проживания только летом, а возможно, и вовсе был нежилым и использовался как склад для мебели и другого имущества. Дом делился на половины мужа и жены, в каждой половине - кабинет и спальня, в угловых комнатах - гостиные, а в середине дома - столовая с «живописным старинным столом» и зала. Выходившие на обе стороны дома гостиная и зала сохранялись при всех последующих перестройках дома, их украшали колоннами и росписью. Обстановка дома не отличалась особой роскошью, была несложна и немногочисленна, но отличалась от скромной утвари предыдущих хором. Главным украшением усадьбы являлась художественная галерея, составленная 25 портретами представителей рода Стрешневых и еще 106 картинами (по заявлениям современников, довольно посредственными и значительной художественной ценностью не обладавшими). Комнаты господ были обращены на северо-запад, на парадный двор, на который вела подъездная аллея от ворот в северной стороне усадебной ограды. Вокруг дома по-прежнему зеленел фруктовый сад. В этот же период в Покровском были построены конюшни для содержания породистых лошадей.

Фасад главного дома в Покровском в 1766 году.

Господский дом в Покровском являл собой типичный образец загородной резиденции представителей среднего дворянства, обеспеченных и дослужившихся до высших чинов, но никогда не обладавших состояниями, равными, к примеру, шереметевским, и не занимавшим среди высшего круга лиц действительно значимого положения, а лишь приближенных к нему и пытавшихся ему соответствовать, в своем же кругу старавшихся первенствовать или, как минимум, выглядеть не хуже других.

В обновленном доме Петр Иванович часто и с удовольствием принимал гостей, двери его удобной и гостеприимной подмосковной усадьбы всегда были открыты для многочисленной родни и влиятельных знакомых.

Вероятно, в период активизации светских связей в усадьбе при Петре Ивановиче у нее появляется двойное название «Покровское-Стрешнево», которое сначала употребляясь в обиходе, неформально, постепенно начинает встречаться и в официальных письменных источниках.

Усадьба при Е. П. Глебовой-Стрешневой

Петр Иванович Стрешнев рано овдовел, а из девяти его детей в живых осталась только дочь Елизавета, ставшая для него единственной отрадой. Он любил и баловал ее без меры, исполнял любые капризы и прихоти, девочка с раннего детства не встречала со стороны родителя никакого сопротивления своим самым нелепым и сумасбродным выходкам. Гипертрофированная отеческая любовь стала причиной тяжелого, неуправляемого характера дочери, превратившейся в настоящего маленького тирана. Не только сам Петр Иванович, оказавшийся в полной подчинении у своей дочери, но и все домашние ходили на цыпочках перед нею.

Портрет Елизаветы Петровны Стрешневой в детстве. Художник Аргунов И.П. 1760. ГИМ.

Однажды дядя Елизаветы, князь М.М. Щербатов, подарил ей куклу, которая стала ее любимицей. Девочка назвала ее Катериной Ивановной, повсюду брала с собой и требовала со стороны окружающих не меньшего почтения к ней, чем к самой себе, к игрушке даже была приставлена в качестве прислуги карлица. Так, например, все входившие в гостиную должны были кланяться кукле, дабы не навлечь на себя гнев ее владелицы. Случалось, кто-то из гостей не поклонится случайно, и маленький деспот тут же демонстративно покидал общество и заставлял по часу ожидать себя к обеду, ставя отца в беспощадно неловкое положение перед визитерами.

Об этой кукле сохранились весьма красочные записки внучки Елизаветы Петровны, Натальи Петровны Бреверн:

«Она обыкновенно брала куклу с собой во время прогулки; но когда ей самой не хотелось выезжать, она подходила к отцу и говорила ему:

Катерина Ивановна хочет кататься.

Хорошо, матушка. Какую заложить карету? Турецкую?

Нет, парадную.

Эта карета была вся вызолочена и эмалирована, с золотыми кистями и восемью стеклами; четверо гусар сопровождало ее верхом с серебряными бляхами на чепраках; сзади ехало два гайдука, а спереди бежал скороход, носивший на жезле серебряный герб Стрешневых. Весь дом приходил в волнение: лакеям пудрили головы и заплетали косы. Все суетились, и приготовления продолжались не менее двух часов.

Наконец Катерину Ивановну и карлицу сажали в карету, и народ, попадавшийся им навстречу, кланялся до земли.»

Гордость, высокомерие, неуступчивость и деспотизм Елизаветы Петровны не имели пределов. Так что впоследствии, повзрослев и еще более утвердившись характером, она стала фигурой колоритной и впечатляющей даже для своего времени.

Пожалуй, единственным случаем, когда отец проявил строгость в отношениях с дочерью, стал его отказ дать согласие на ее брак с генералом Федором Ивановичем Глебовым, которого Елизавета Петровна выбрала себе в спутники жизни. Ф.И. Глебов был вдовцом с малолетней дочерью на руках, к тому же был старше Елизаветы Петровны на 17 лет, поэтому Петр Иванович был категорически против такого союза.

Но по прошествии года после смерти отца, в 1772 году, Елизавета Стрешнева все же вышла замуж за Глебова. О своем выборе супруга она писала: «Я никогда не была в него влюблена, но я поняла, что это единственный человек, над которым я могу властвовать, вместе с тем уважая его».

Портрет Елизаветы Петровны Стрешневой, в замужестве Глебовой. Неизвестный художник. 1770-е.

После свадьбы молодожены обосновались в Москве, в просторном доме принадлежавшей Глебову городской усадьбы на Большой Никитской, где Елизавета Федоровна вела активную светскую жизнь. Ф.И. Глебов долгое время был губернатором Киева, временами находился в войсках с Г.А. Потемкиным. Раз в три года он получал отпуск на полгода, и, как правило, супруги на время него отправлялись в горячо любимое ими Покровское. По приезде в усадьбу Елизавета Петровна заказывала обыкновенно с дороги баню в соседнем поместье, за парком. Однажды она обмолвилась мужу, что хорошо бы там иметь домик для отдыха. Муж ничего не ответил, но к следующему отпуску приготовил любимой жене сюрприз. В версте от усадебного особняка, на берегу Химки, на вершине высокого обрыва, он выстроил изящный двухэтажный ванный домик, названный в честь супруги «Елизаветино», и устроил в нем торжественный прием, пригласив множество гостей и в их присутствии «вручив» подарок ничего не подозревавшей жене. Изысканный, с большим вкусом оформленный домик в классическом стиле так понравился Елизавете Петровне, что она сразу же после приема пожелала остаться в нем на все лето. С тех пор она всегда по очереди проводила одно лето в Елизаветине, а другое - в усадебном доме в Покровском.

К слову сказать, это был не единственный подобный подарок Глебова супруге. Елизаветино стало своего рода прелюдией к строительству настоящего роскошного дворца в другой усадьбе Глебовых-Стрешневых - в Знаменском-Райке, - который Федор Иванович также преподнес в дар Елизавете Петровне.

Ванный домик "Елизаветино". Вид со стороны парадного двора. Фотография 1900-1910 гг.

Ванный домик "Елизаветино". Задний фасад. Фотография 1907-1909 гг. "Спутник по Московско-Виндавской железной дороге" 1909г .

Ванный домик "Елизаветино". Один из боковых флигелей, соединенных с домиком галереей. Фотография 1920-х гг. Архив МНИП

Точная дата постройки ванного домика «Елизаветино» в Покровском неизвестна, дом был возведен в период между 1773 и 1775 годами. Зато имеется точная запись о другом событии. Барон Н.Н. Врангель в своем очерке 1910 года о старых усадьбах писал: «16 июля 1775 года императрица Екатерина Великая изволила посетить Елизаветино и кушать чай у владелицы оного Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой»! (Приезд Екатерины II в Москву был связан с торжествами по случаю заключения Кучук-Кайнарджийского мира.)

К сожалению, ванный домик «Елизаветино» не сохранился до нашего времени, он был разрушен немецкой бомбой в 1942 году. Но остались фотографии и описания здания, свидетельствующие о его необычайной красоте и гармоничности стиля. Тонкость и легкость общего силуэта, пары изящных ионических колонн безукоризненного рисунка на полукружии здания, элегантный руст портика, лепные медальоны на фасаде делали Елизаветино одним из самых примечательных сооружений в стиле классицизма, перворазрядным архитектурным памятником того времени.

Домик располагался на обрыве, с которого открывался вид на долину реки Химки с приютившимися в ней деревнями Иваньково и Тушино и на убегающие за границу окоема на десятки верст дали. Конечно, это место исключительно по своей красоте, здесь даже сооружение куда более скромное смотрелось бы живописно, но Елизаветино, безусловно, еще более подчеркивало великолепие природы, тонко гармонировало с ее задумчивым спокойствием. Задний, обращенный к обрыву фасад, выделенный полукруглым выступом ротонды и декорированный двойными колоннами и тонкими барельефами, всегда купался в свете, даже в пасмурные дни, и от этого казался необыкновенно легким, сияющим, изящным. Площадку террасы позади дома ограничивала белая каменная балюстрада с тонко выточенными балясинами. Главный фасад, выходивший на парадный двор с возвышающейся на пьедестале фигуркой амура в центре, отличался строгой элегантностью. Главным его декоративным акцентом являлся выступавший вперед четырехколонный портик. По бокам здания стояли небольшие, крепкие, как монолиты, флигели, соединенные с ним вогнутыми крытыми колонными галереями. В одном флигеле располагалась кухня, в другом - людская. Дом и флигели были оштукатурены, выкрашены в желтый цвет, колонны - в белый, крыши - в красный. Внутри домика о его банном предназначении напоминала лишь свинцовая ванна, вделанная в пол спальни, да медный ящик с дверками для вытяжки пара на потолке. Вода подавалась к ванне по трубам из чулана, где находились печь и котел. Остальные комнаты - гостиная, столовая, кабинет - были отделаны щегольски, оригинально и уютно: гипсовые колонны, камины, украшенные изразцами, расписанные потолки и стены, пол, выкрашенный под паркет, многочисленные гравюры и зеркала на стенах, оригинальные люстры, бронзовые украшения, стеклянные двери, белые и синие занавеси с кистями на них и на окнах. В расположенную в бельэтаже библиотеку вела освещенная оригинальными жестяными фонарями лестница. Мебель в доме была разнообразная, отделанная цветной кожей, мрамором, бронзой.

Ванный домик "Елизаветино". Ротонда и балюстрада террасы. Фотография 1930-х гг. Архив ГНИМА

Ванный домик "Елизаветино". Интерьер главного овального зала. Photo by www.nataturka.ru

Автор Елизаветина, проявивший столько умения и вкуса в архитектурной форме, деталировке и декоративном оформлении, до сих пор не установлен, но он имел бы полное право быть включенным в число лучших архитекторов своего времени, если еще не входил в него в момент строительства дома. Вот что писал о ванном домике в Покровском известный искусствовед А.Н. Греч: «Вся архитектура бесконечно гармонична, музыкальна. Белые колонны, скромные украшения, чудесная выисканность соотношений - все это заставляет видеть здесь руку тонкого мастера. Быть может, это шевалье де Герн, строитель такого же прелестного павильона в Никольском-Урюпине? Быть может, это Н.А. Львов - этот неутомимый русский Палладию? Пока можно лишь гадать».

Проект ванного домика "Елизаветино". Задний фасад здания. Неизвестный архитектор. 1770-е. Photo by nataturka / www.nataturka.ru

Проект ванного домика "Елизаветино". Парадный фасад здания. Неизвестный архитектор. 1770-е. Photo by nataturka / www.nataturka.ru

Относительно церкви в Покровском известно, что в 1779 году к ней пристроили каменную колокольню, а в 1794 - трапезную. В конце XVIII века вокруг церкви возвели ограду с угловыми башенками.

После смерти мужа в 1799 году Елизавета Петровна переехала в Покровское на постоянное жительство и прочудачила тут тридцать семь лет. Она правила своей усадьбой деспотично и властно. Даже по скудным материалам семейного архива и воспоминаниям современников довольно ярко выступает образ барыни-самодурши, хозяйничавшей в своей подмосковной вотчине. Елизавета Петровна была женщиной своенравной, решительной, с большой силой воли и неуемным высокомерием, ближайшее окружение и родня боялись ее, все приходили в трепет и смятение при малейшем изменении выражения ее лица, никто даже и рта не смел раскрыть без ее позволения. К ее услугам были все утехи крепостничества: десяток тысяч крестьян, живших в принадлежавших ей поместьях, разбросанных по разным уездам, бесчисленное множество челяди, приживалки и приживалы, дюжины мопсов и «мопсичек», туалеты по последней моде, торжественные приемы гостей, празднества и выезды в свет.

Барыня жила в своей загородной усадьбе, как царица в небольшом княжестве, и никогда не забывала о родстве с царской фамилией, которое неустанно подчеркивала на протяжении всей жизни, превратив родовое древо и его символику в настоящий культ. Родовая принадлежность была настолько важна для Елизаветы Петровны, что после кончины двоюродного брата - последнего мужчины из Стрешневых - она в 1803 году, воспользовавшись связями, добилась разрешения для себя и своих наследников именоваться Глебовой-Стрешневой, дабы род Стрешневых формально не прервался.

Родовое древо Стрешневых, составленное Е.П. Глебовой-Стрешневой.

В обществе она считалась дамой весьма просвещенной и образованной. В усадебном доме имелась неплохая библиотека, картинная галерея насчитывала уже более 300 полотен. Глебовой-Стрешневой приобретались такие современные технические новшества как «камершкур» (камера-обскура), «аглицкий митроскур» (микроскоп), телескоп и прочие предметы, свидетельствовавшие об увлечении «натурфилософией». Но все это являлось скорее данью моде, нежели свидетельством настоящего образования. Она поддерживала знакомства с некоторыми видными деятелями той эпохи, известно, например, что Н.М. Карамзин даже жил в любезно предоставляемом ему хозяйкой Елизаветине, где трудился над «Историей государства Российского». Как вспоминала о своей бабушке внучка Елизаветы Петровны, Н.П. Бреверн, «в ней угас тип, может быть еще не совершенно исчезнувший на Руси, но с тех пор уже не проявляющийся в такой силе: смесь самых противоположных качеств и недостатков, утонченной цивилизации и первобытной суровости, европейской grand dame и допетровской барыни».

Увеличение доходов, растущие потребности и современные вкусы находили отражение не только в образе жизни владелицы усадьбы, но и в изменившемся облике господского дома. В 1803 году Елизавета Петровна берется за полную перестройку барского дома в Покровском и обустройство прилегающих к нему территорий в духе новых вкусов. Все работы были закончены в 1806 году. По проекту какого архитектора перестраивался особняк, не установлено, но, несомненно, это был неплохой мастер. Дом стал трехэтажным и более строгим и тонким в фасадной отделке. Декор здания не был строго выдержан в едином стиле, это был некий симбиоз зрелого классицизма и ампира. Нижний этаж дома предназначался для проживания семьи владелицы, второй имел парадный характер, а верхний служил для хранения вещей и проживания прислуги, гувернанток, лакеев. К северо-западному фасаду примыкала полукруглая каменная терраса, на которую вели облегающие ее с двух сторон лестницы. На террасу был выход из залы. Сюда подъезжали кареты, и гости поднимались в залу и столовую. Изменились и интерьеры особняка, в комнатах появилась мебель красного дерева с инкрустацией и отделкой бронзой, мраморные часы, хрустальная посуда, расширилась картинная галерея. По убранству это был дом не вельможи, а богатого, домовитого помещика.

Проект перестройки усадебного дома в Покровском. Северо-западный фасад (слева) и юго-восточный фасад (справа). Неизвестный архитектор. Начало XIX века.

В соответствии с новыми веяниями рядом с домом был разбит небольшой «регулярный» французский парк, украшенный многочисленными статуями, в том числе и мраморными, заказанными в Италии у скульптора Антонио Биболотти. Широкие длинные аллеи лучеобразно расходились от центральных точек, выводили на обработанные кружалами полянки, заводили в заросли, интимно скрывавшие беседки и скамейки, и заканчивались у прудов с островами. Оставшаяся часть поместья была сформирована по типу английского пейзажного парка, где среди тенистых деревьев кружились извилистые тропинки, ведущие к обрыву над речкой Химкой, к ванному домику. На крутом обрыве над Химкой были устроены гроты, в которых били ключи. На берегу вырыты каналы-лабиринты, два рыбных садка (т.н. «сажалки») и небольшой пруд, на речке сделана большая запруда и на ней - остров с беседкой посередине и мостиками через протоки. Во французской части парка разместилось 6 оранжерей с плодовыми деревьями. В английской части, неподалеку от Елизаветина, в подражание Измайловской усадьбе царя Алексея Михайловича, появился зверинец, в котором содержались олени, шленские козы и бараны, китайские, персидские и капские гуси, лебеди, голубые индейки, казарки, цесарки, фазаны, павлины и журавли.

Барон Н.Н. Врангель в своей работе «Старые усадьбы: Очерки истории русской дворянской культуры» писал о Покровском-Стрешневе:

«Будто видишь за высоким фасадом в узких окнах, поросших плющом, бледные облики Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой, ее сына Петра, племянницы Лизы Щербатовой, старой-старой крепостной Дарьи Ивановны Репиной, скончавшейся в девяносто восемь лет в ноябре 1905 года. Хороша синяя, «цвета сахарной бумаги», гостиная в большом доме, отделанная a l’antique в помпеянском стиле, с красивой белого дерева мебелью конца XVIII века.

Потом идешь по саду с бесконечными прямыми дорогами, окаймленными столетними деревьями, идешь долго к Ванному домику, вход в который охраняет маленький мраморный Амур. Дом стоит над гигантским обрывом, поросшим густым лесом, который кажется мелким кустарником, уходящим вдаль. Построена эта очаровательная игрушка мужем Елизаветы Петровны Стрешневой как сюрприз жене. Дом полон дивных английских гравюр, хороших старых копий с семейных портретов. И на каждом шагу, в каждой комнате кажется, будто бродят тени тех, кто здесь жил.»

Вслед за строительством нового дома, в 1822 году Елизавета Петровна обновляет и усадебную церковь с колокольней, перестраивая их в стиле ампир, который к этому времени прочно занял главенствующие позиции в архитектуре.

Село Покровское на плане части окрестностей Москвы поручика Ляпунов 1825 года.

Наследники Е.П. Глебовой-Стрешневой

У Елизаветы Петровны и Федора Ивановича Глебовых родилось четверо детей, из которых двое - сын и дочь - умерли в младенчестве, другие же двое сыновей - Петр и Дмитрий - дожили до средних лет, но все же умерли раньше матери.

Дмитрий Глебов-Стрешнев (1782-1816), камер-юнкер, умер холостым. Властная мать никогда не позволяла ему ни служить, ни жениться. Он жил во флигеле фамильной городской усадьбы на Большой Никитской и часто сказывался больным, дабы не видеться с суровой матерью и не подвергаться ее контролю и дисциплине.

Петр Глебов-Стрешнев (1773-1807), генерал-майор, участник наполеоновских войн, шеф Ольвиопольского гусарского полка, скончался от ран. Был женат на княжне Анне Васильевне Друцкой-Соколинской, девушке из бедной семьи, дочери своего однополчанина. В брак он вступил вопреки воле матери. Оставил после себя четверых детей: сыновей Евграфа и Федора и дочерей Наталью и Прасковью. Спустя 3 года после смерти мужа Анна Васильевна вышла замуж второй раз - за Александра Дмитриевича Лесли.

После смерти своего сына Петра и вторичного замужества его вдовы Елизавета Петровна взяла к себе на воспитание внука Федора и двух внучек, наняв для них лучших гувернеров и учителей. Как и с собственными детьми, она была безмерно строга и деспотична с ними. Их детство, отрочество и юность являлись темой бесконечных пересудов в московском обществе. Внуки опасались вымолвить слово в присутствии бабушки, часами простаивали навытяжку, пока она изволила кушать кофий. За обедом, перед тем как притронуться к каждому блюду, они должны были испросить об этом позволения. Одевали их даже при гостевых визитах в самые поношенные платья и костюмы. До двадцати лет даже на пышных званых балах им подавалась детская посуда, и привычка эта была устранена только после замечания, брошенного на этот счет одной великосветской дамой. Когда внучки подросли, бабушка категорически отказывалась выдавать их замуж, отвергая все предложения сватов и величая женихов в лицо мальчишками и дураками, а некоторых даже приказывая гнать из дома взашей. Возмужавший внук, ставший проявлять строптивость, после большой борьбы с бабушкой, добился-таки от нее разрешения служить на государственной службе. «Бабенька» согласилась на это, однако отказалась хлопотать о необходимых для поступления на службу документах, возмущаясь гневно, что бумажки нужны какому-нибудь булочнику, для Стрешнева же они лишние, доказывать свое дворянство ему не требуется. Император Николай I, узнав о выходке своенравной старухи, посмеялся и именным повелением приказал выдать бумаги молодому Глебову-Стрешневу без всяких ходатайств со стороны оного.

Десятки лет практиковала подобную систему воспитания Елизавета Петровна в отношении своих детей и внуков. Осознавшая на своем собственном опыте вред, приносимый детям вседозволенностью и излишней родительской опекой и обожанием, она стремилась применять в воспитании наследников противоположные принципы, вдавшись, однако, в чистейший деспотизм и тиранию. Внучка ее, Наталья, уже в преклонном возрасте говорила, что не хранит обиды на бабушку, и вспоминала о ней как об одном из последних образчиков старинного самодурства, только без сопровождающих его обычно вспышек и взбалмошности. По воспоминаниям современников, Елизавета Петровна, действительно, даже самые свои жестокие и едкие речи произносила, не повышая голоса, т.к. «кричат только мужики и бабы». Ей же порой достаточно было одного взгляда, чтобы поставить человека на место. Лишь на склоне лет характер барыни немного смягчился, тем не менее, дисциплина и трепет, возбуждаемый ею в окружающих, оставались по-прежнему сильны.

После кончины Елизаветы Петровны в 1837 году имение Покровское-Стрешнево перешло по наследству ее старшему внуку Евграфу Петровичу Глебову-Стрешневу, гвардии полковнику. Настрадавшиеся в юности от родовой бабушкиной спеси внуки были далеки от принятых ею обычаев, чужды увлечению родовой генеалогией и почти ненавидели фамильные предания, претендующие на аристократизм. Федор Петрович, к примеру, часто говаривал: «Мне эти Стрешневы надоели сверх головы!» После раздела наследства многие исторические реликвии рода Стрешневых были уничтожены, например, были сломаны и расплавлены серебряные части отделки старых карет и гербы. После Елизаветы Петровны, бережно собиравшей предметы, связанные с историей семьи, и просто дорогие вещи, были найдены бесчисленные драгоценности, одних только табакерок насчитали 300 штук, из которых 80 золотых. По-видимому, они действительно имели немалую культурную, художественную и материальную ценность, поскольку большую часть оставшихся наследникам предметов старины пожелала приобрести Грановитая Палата. Многое было продано, многое роздано. Внучка Елизаветы Петровны Прасковья, отличавшаяся большой набожностью, доставшееся ей наследство отдала монастырям и священникам, в частности, из целого мешка жемчуга и дорогих каменьев заказала митру для архимандрита.

Оставшись без «бабенькиного» контроля, сумели устроить свою личную жизнь обе ее внучки. Наталья Петровна в 1839 году вышла замуж за дворянина Эстляндской губернии, генерал-майора Фридриха фон Бреверна, которого на русский манер именовали Федором Логгиновичем Бреверном. В 1840 году он вышел в отставку, с 1853 по 1856 год был коломенским уездным предводителем дворянства, в 1863 - выборным в Думскую комиссию. У четы Бревернов родилось две дочери: в 1840 году - Евгения и в 1842 - Варвара.

Вторая внучка - Прасковья Петровна - в 1847 году вышла замуж за монаха-расстригу Федора Федоровича Томашевского, ставшего купцом, и уехала с ним в Тулу, где умерла в 1857 году. Для представительницы знатного боярского рода это был слишком неравный союз, поэтому брак вызвал большое негодование у ее родственников, и после замужества ее имя перестали упоминать в семье.

А вот семейная жизнь внуков Елизаветы Петровны благополучием не отличалась. Фамильная идея фикс сохранения и поддержания рода Стрешневых успехом не увенчалась, все усилия поддержать мужскую линию рода оказались тщетными. Евграф Петрович Глебов-Стрешнев умер, не оставив потомства (дата смерти неизвестна, предположительно 1850-е годы). Его младший брат Федор Петрович не был женат и также не имел детей. С 1848 года он был парализован, его перевозили в креслах. В своей книге «Моя жизнь» Софья Андреевна Толстая писала о нем: «Этот милый, добрый, последний из своего рода Федор Петрович Глебов-Стрешнев был разбитый параличом, бледный и больной человек, чрезвычайно любивший нашу семью». Находясь уже в преклонном возрасте и переживая о дальнейшем сохранении фамилии, он в 1864 году по просьбе своей племянницы Евгении Федоровны Бреверн, после вступления ее в брак с князем Михаилом Валентиновичем Шаховским, подал ходатайство в Государственный совет о передаче «за отсутствием иных мужских представителей семьи» фамилии Глебов-Стрешнев мужу своей племянницы, дабы впредь он, его жена и их дети могли именоваться Шаховскими-Глебовыми-Стрешневыми. На ходатайство последовало Высочайшее соизволение, согласно ему, тройную фамилию в дальнейшем мог наследовать старший ребенок в роду.

Что касается наследования усадьбы Покровское, то в 1852 году оно числилось еще за Евграфом Петровичем Глебовым-Стрешневым, и в селе насчитывалось 10 дворов, в которых проживало 40 душ мужского пола и 42 женского, в имении также значились церковь и господский дом с 10 дворовыми людьми. После смерти Евграфа Петровича поместье унаследовал его брат Федор Петрович. А после его кончины в 1864 году Покровское отошло его племяннице - княгине Евгении Федоровне Шаховской-Глебовой-Стрешневой. С этого времени Покровское-Стрешнево все чаще стало называться Покровским-Глебовым, так как в составной фамилии владельцев «Глебовы» стояло перед «Стрешневыми».

Село Покровское и его окрестности на топографическом плане Москвы 1838 года.

Усадьба Покровское-Стрешнево на топографическом плане Москвы 1838 года.

Дачная жизнь в Покровском

При всем своем аристократическом тщеславии Елизавета Петровна Глебова-Стрешнева обладала еще и коммерческой жилкой и выгодно использовала часть своего подмосковного имения, организовав в нем дачный поселок. В начале XIX века на противоположной от усадьбы Покровское-Стрешнево стороне дороги, ведущей из села Всехсвятского в Тушино (нынешнее Волоколамское шоссе), а также в усадебном парке, неподалеку от прудов, было построено несколько небольших домиков «для летнего жилья, со всякою к ним принадлежностию». Местность здесь была живописная, перспективы комфортного и здорового отдыха привлекали москвичей, поэтому дачи в Покровском пользовались популярностью у состоятельной публики и были довольно дороги. Покровский дачный поселок считался фешенебельным, арендовать в нем жилье могли себе позволить люди с высоким достатком и общественным статусом. Чтобы оградить именитых дачников от лишних контактов с простым людом, все въезды в поселок были перегорожены шлагбаумами и охранялись сторожами.

Дачный промысел к Покровском-Стрешневе был настолько успешен, что со временем (во второй половине XIX века) последующие владельцы усадьбы расширили дело, выделив на территории поместья дополнительные участки для застройки летними домиками. Так образовались дачные поселки «Иваньково» (в Иваньковском лесу, за речкой Химкой, близ одноименной деревни), «Елизаветино» (напротив деревни Иваньково, рядом с ванным домиком) и «Гришино» (немного севернее, на месте зверинца).

Дачниками в Покровском были многие предприниматели и обеспеченные люди свободных профессий. Известно, что в 1807 году в поселке жил Н.М. Карамзин, занимавшийся здесь написанием «Истории государства российского». С 1840-х по 1860-е годы из сезона в сезон одну из дач арендовало семейство врача придворного ведомства А.Е.Берса. В 1856 году к ним в гости часто наведывался Л.Н. Толстой, здесь же он познакомился с 12-летней дочкой Берсов Сонечкой, которая спустя 6 лет стала его женой. Кстати, Соня Берс и родилась на этой даче. Толстой почти ежедневно ходил в Покровское со своей квартиры в Москве, на углу Тверской улицы и Камергерского переулка. Оставаясь на несколько дней у Берсов, он размещался в комнате для приезжих на первом этаже дома, а на втором жили дети с няней и прислугой. По воспоминаниям другой дочери Берсов - Татьяны, - из окна их детской открывался «веселый, живописный вид на пруд с островком и церковь с зелеными куполами». А вот как дни проживания на даче вспоминала сама Соня Берс: «…Какие были тогда чудесные вечера и ночи. Как сейчас, вижу я ту полянку, всю освещенную луной, и отражение луны в ближайшем пруду. «Какие сумасшедшие ночи», — часто говорил Лев Николаевич, сидя с нами на балконе или гуляя с нами вокруг дачи».

План усадьбы Покровское-Стрешнево 1864 года. Литерой "Н" помечена бывшая дача Берсов.

В 1840-е годы на покровских дачах отдыхали летом семьи известных московских купцов Куманиных, Алексеевых, Крестовниковых, Веденисовых, Живаго, Москвиных. В начале 1860-х на дачах жил историк С.М. Соловьев, его сын - поэт, публицист и религиозный философ В.С. Соловьев - оставил записки-воспоминания об этом периоде. Большую дачу Гришино с 1874 года арендовал граф П.А. Зубов, а с 1886 года - банкир А.П. Каютов со своей женой Н.П. Ламановой, талантливой портнихой.

На рубеже XIX-XX веков дачи близ Иванькова облюбовали актеры Художественного театра. Одним из первых сюда заселился художник-декоратор театра В.А. Симонов, по собственному проекту построивший оригинальную дачу-мастерскую. За ним последовали и коллеги, для некоторых из которых он также разработал проекты домиков, например, для сохранившейся до нашего времени дачи «Грековка» (1890-е годы), дачи «Чайка» Василия Лужского (1904 год). Также В.А Симонов в соавторстве с известным впоследствии авангардистом Л.А. Весниным построил в 1909 году дачу миллионера Владимира Носёнкова.

На иваньковских дачах жил и работал Алексей Николаевич Толстой. Рукопись его рассказа «Буря» помечена записью «10 июня 1915 г., Иваньково». В 1912 году в Иванькове снимали дачу супруги Марина Цветаева и Сергей Эфрон.

Открывшаяся в 1901 году Московско-Виндавская железная дорога еще более оживила дачную жизнь в Покровском-Стрешневе и способствовала расширению дачной застройки, значительно увеличившейся за следующие 3-4 года. Арендодателями стали и крестьяне Покровского, получившие компенсацию за отчужденную под железную дорогу землю и построившие на своих наделах дачи. Со сдачи в наем дачных домиков они выручали больше средств, чем от возделывания земли. Общественную пашню тоже сдали под застройку. Так были построены две большие дачи «Вакационных колоний» и особняк Ф.К. Зегера.

По сообщениям газет известно, что в 1908 году в Покровском и Иванькове меблированные дачи-особняки со всеми удобствами сдавались за немалые деньги - 100-2000 рублей за сезон, - что нисколько не сказывалось на их популярности, наоборот, число арендаторов лишь увеличивалось. При этом усадьба возымела спрос не только у постоянных дачников, но и у приезжавших на один день отдыхающих. В этот сезон даже был впервые пущен автобус от Петровского парка до Покровского с платой за проезд в одну сторону 30-40 копеек, и желающих стать его пассажирами оказывалось порой так много, что «среди них происходили иногда споры об очереди, требовавшие даже вмешательства полиции».

Новый расцвет усадьбы при Е. Ф. Шаховской

В 1840 году у Натальи Петровны и Федора Логгиновича Бреверн родилась дочь, которую назвали редким в те годы в России именем Евгения, в честь героини романа Оноре де Бальзака «Евгения Гранде». Родители дали дочери хорошее образование и воспитание, полностью соответствовавшее ее дворянскому происхождению, представлениям того времени о них. По наблюдениям современников, Евгения Федоровна Бреверн унаследовала многие черты характера своей легендарной прабабушки Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой, всю жизнь почитала ее имя, восхищалась ею, всячески стремилась ей подражать, кое в чем преуспела и даже превзошла знаменитую самодуршу. Аристократические традиции, попранные наследниками Елизаветы Петровны, вновь возродились при правнучке, а тщеславные амбиции и фамильная гордость приняли даже более масштабные формы. Во многом это было связано с удачно заключенным браком Евгении Федоровны, в 1862 году вышедшей замуж за князя Михаила Валентиновича Шаховского, и с получением огромного наследства Глебовых-Стрешневых.

М.В. Шаховской (1836-1892 годы жизни) сделал блестящую карьеру. Окончив Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров и Николаевскую академию Генерального штаба, более десяти лет служил в обер-офицерских чинах по ведомству Генерального штаба, где проявил выдающиеся способности в военном деле. В 1969 году был назначен на должность начальника штаба Рижского военного округа, в 1970 произведен в генерал-майоры и назначен эстляндским губернатором, в 1975 приписан к министерству внутренних дел и переведен на губернаторство в Тамбов. В качестве губернатора обратил на себя внимание отличными административными способностями и твердым, деятельным характером. За время службы в Эстляндии дважды получал монаршее благоволение и был пожалован орденами Святого Станислава I степени и Святой Анны I степени, в период службы в Тамбове ему объявлялась Высочайшая благодарность и был вручен орден Святого Владимира II степени. С 1979 года и до конца жизни являлся почетным опекуном Московского присутствия Опекунского совета Ведомства учреждений императрицы Марии, занимавшегося благотворительностью. В 1881 году произведен в генерал-лейтенанты, в 1885 пожалован орденом Белого Орла. Являлся гласным Городской Думы, мировым участковым судьей.

Княгиня Евгения Федоровна и князь Михаил Валентинович Шаховские-Глебовы-Стрешневы.

В 1864 году супруги Шаховские получили тройную фамилию Шаховские-Глебовы-Стрешневы. Кстати, это была одна из немногих тройных фамилий в России. 5 октября 1866 года был утвержден новый фамильный герб, по пышности не уступавший гербу Российской империи, с девизом «С Божьей помощью ничто меня не остановит». Он объединил символику гербов двух семейств: от князей Шаховских он получил изображения медведя с золотой секирой на плече, ангела с пламенеющим мечом и щитом и пушки с сидящей на ней райской птичкой, а от рода Глебовых-Стрешневых позаимствовал серебряные лилии, подкову, увенчанную золотым крестом, бегущего оленя и натянутый лук со стрелой.

Родовые гербы: 1) Стрешневых; 2) Глебовых-Стрешневых; 3) Шаховских; 4) Шаховских-Глебовых-Стрешневых.

Наряду с фамилией, супруги Шаховские в 1864 году, после смерти дяди Евгении Федоровны - Федора Петровича, - унаследовали и половину оставшегося от него огромного состояния Глебовых-Стрешневых. Крестьянская реформа 1861 года отменила крепостное право в России, однако помещичья собственность на землю была сохранена, а наделы, полученные от помещиков, крестьяне обязаны были выкупать. Правительство предоставило крестьянам ссуду в размере 80% от стоимости наделов, единовременно выплатив эту часть выкупа помещикам. В течение 49 лет крестьяне должны были возвратить ссуду государству в форме выкупных платежей с начислением 6% годовых. Остальные 20% от стоимости наделов крестьяне возвращали помещикам самостоятельно выплатой оброка и выполнением трудовых повинностей. Так как у Глебовых-Стрешневых в 20 уездах число крепостных еще в 1837 году превышало 10 тысяч, то единовременный выкуп, полученный от государства, составил приличную сумму, а дешевая рабочая сила была доступна землевладельцам еще долгие годы. Так что семейный бюджет Глебовых-Стрешневых от реформы скорее выиграл, чем проиграл. Не удовольствовавшись унаследованными ею и ее мужем владениями, Евгения Федоровна выкупила у своей сестры Варвары за 120 тысяч рублей имения, которые достались той при разделе фамильного состояния. Таким образом, все земельные владения Глебовых-Стрешневых оказались в руках у княгини Шаховской.

С уверенностью можно сказать, что удачный брак и полученное наследство вывели Евгению Федоровну Бреверн, ставшую Шаховской-Глебовой-Стрешневой, на новый социальный уровень.

После назначения в 1879 году М.В. Шаховского почетным опекуном он с женой смог основательно обосноваться в Москве. Супруги расположились в городской усадьбе на Большой Никитской и часто выезжали за город в Покровское. В Москве они вели активную светскую жизнь, подобающую людям их класса и включающую семейные и официальные визиты, балы, концерты, поездки в театр, гулянья в парках, пикники, праздничные катания на лошадях. В 1880-х годах они также много времени проводили в Европе, где приобрели у Демидовых роскошную виллу Сан-Донато под Флоренцией, которая прибавила им еще один титул - князей Сан-Донато. Для поездок из Москвы на юг Шаховские имели собственный железнодорожный салон-вагон, являвшийся первым вагоном частных лиц на русских железных дорогах. Одна из московских газет писала о нем: «Он только что прибыл из-за границы, и сочетает комфорт с художественной роскошью. Главный интерес вагона в том, что он пока единственный из принадлежащих частным лицам вагонов, который совершает свободное движение не только по русским, но и по заграничным более узким колеям. Постройка вагона произведена в России, но салон и спальня отделывались в Париже». В Европе Шаховские много путешествовали, в том числе и по Средиземному морю на принадлежавшей им прогулочной яхте, купленной ни много ни мало за 1,25 миллиона рублей, отдыхали на курортах земли Гессен в Германии, откуда были родом фон Бреверны, предки Евгении Федоровны. В архиве Покровского-Стрешнева сохранился альбом с наклеенными газетными вырезками из иностранной прессы, в которых сообщается: тогда-то принцесса или княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева прибыла в Париж, тогда-то отбыла на своей яхте в Венецию, в такой-то день у нее на вилле был бал и пр. Не сходила фамилия Шаховских и со страниц российской прессы. Все эти зарисовки, свидетельствовавшие о красивой и респектабельной жизни, тщательно сберегались и, вероятно, демонстрировались гостям на званых вечерах и прочих светских мероприятиях для придания дополнительного блеска облику княжеской четы.

Евгения Федоровна любила искусство, обладала неуемной фантазией, творческой энергией и особой страстью ко всему новому. Правда, вкусы ее не отличались тонкостью, познания были весьма поверхностными, а отношение к предметам искусства порой граничило с вандализмом. Так, например, рассказывали, что приобретенные у европейских мастеров картины она, ничтоже сумняшеся, могла переделать по своему усмотрению, что-нибудь пририсовав к ним. Поездки по загранице и знакомство с европейской архитектурой пробуждали в ней неукротимый творческий пыл. Она могла, впечатлившись каким-либо средневековым замком, задумать в Москве грандиозную стройку по его мотивам или уже на этапе проектирования или строительства отправить своему архитектору открытку с изображением приглянувшейся ей европейской достопримечательности, сопроводив ее распоряжением внести изменения в проект или воссоздать в натуре ту или иную часть сооружения.

Село Покровское на топографическом плане окрестностей Москвы 1878 года.

Поселившись в Москве, Евгения Федоровна почти сразу приступила к перестройке усадебного дома в Покровском, решив превратить его в некое подобие сказочного терема, боярских хором древней Москвы. Княгиня не просто шла на поводу у архитектурной моды того времени, тяготеющей к древнерусским стилизациям. Чтя и тщательно оберегая фамильные традиции и прошлое семьи, она еще и желала подчеркнуть свою кровную и духовную связь с историей Древней Руси. Е.Ф. Шаховская была очень богата, но в обществе ее не любили и не уважали. Мимо Покровского проезжали в свои имения многие аристократы, но никто из них не горел желанием наносить визиты его владелице. Переделав классическую усадьбу в «терем бояр Стрешневых», она хотела в очередной раз громко заявить о знатности своего семейства, его древности, родстве с царской династией.

В 1880 году Евгения Федоровна привлекла для реализации своей затеи архитектора Александра Ивановича Резанова, академика архитектуры, известного постройками великокняжеских дворцов в Петербурге, Москве и Ливадии. А.И. Резанов создал очень необычный проект перестройки господского дома в популярном в те годы псевдорусском стиле. Он предполагал практически без изменений пространственной композиции и основных элементов фасада существующей основы - ампирного особняка - сделать к нему боковые пристройки, создать новую асимметричную композицию расширенного здания и оформить все в единой стилистике, фактически просто наложив древнерусские формы на имеющуюся ордерную систему.

Проект усадебного дома в Покровском-Стрешневе. Фасад со стороны сада. Архитектор А.И. Резанов. 1880-е гг.

Сохранившиеся чертежи А.И. Резанова демонстрируют вполне гармоничное и живописное строение - нарядный и своеобразный теремной дворец с башенками, шатрами, двойными окнами в арочном обрамлении, ажурными решетками на гребнях крыш, выразительным островерхим силуэтом… Но что получилось в итоге… Сегодня искусствоведы называют результат перестройки усадьбы «архитектурным парадоксом». Здание представляло собой фантастическое смешение нескольких совершенно несовместимых друг с другом стилей, странную комбинацию романтического европейского замка с загородной резиденцией добропорядочного русского дворянина-помещика.

Осуществлением разработанного Резановым проекта занимался другой именитый архитектор - Константин Викторович Терский, учитель Ф.О. Шехтеля. Трудно сказать, что он чувствовал, работая над ним, и как сам оценивал результат своей деятельности. Чем объяснить то, что имя авторитетного, знаменитого своими постройками зодчего оказалось на чертежах сооружения, представляющего собой какой-то невообразимый эклектический винегрет? Возможно, это связано с затянувшейся перестройкой усадьбы (переоборудование усадебного дома продолжалось вплоть до 1916 года). Княгиню, уже начавшую реконструкцию дома, посетила новая идея, и она решила под влиянием увиденного за границей еще раз «перепрофилировать» дом в западноевропейский замок, причем по ходу ведущегося строительства. Проект постоянно дорабатывался и изменялся по просьбе непостоянной в своих предпочтениях заказчицы и просто не был доведен архитектором до финальной стадии, на которой справедливо было бы судить о его гармоничности и стилевом единообразии. А может быть, работа над безрассудными затеями княгини настолько щедро оплачивалась, что Терский счел возможным поступиться своим имиджем. Между тем как прецедент, когда один из архитекторов ради спасения своей профессиональной репутации отказался работать с княгиней Шаховской из-за ее сумасбродных идей, постоянно вносимых в проект, был - во время строительства на Большой Никитской.

Что же представлял собой усадебный дом в Покровском, перестроенный Евгенией Федоровной Шаховской-Глебовой-Стрешневой? Ансамбль барских служб усадьбы был спланирован в виде подковы. С торцевых сторон ампирного господского особняка пристроили два кирпичных флигеля, стилизованные под каменные древнерусские палаты, над одним из которых возвышалась остроконечная башня. На крыше особняка по распоряжению Евгении Федоровны сделали деревянную надстройку в виде большой четырехугольной башни-донжона, с бойницами-машикулями, зубцами в форме ласточкиных хвостов и выступающими по углам маленькими круглыми башенками. Это стало первым существенным вмешательством в первоначальный проект, за которым последовали и другие.

Главный дом усадьбы Покровское-Стрешнево. Северо-западный фасад. Фотография 1909-1910 гг.

Общий вид дома в усадьбе Покровское-Стрешнево со стороны парка. Фотография 1909-1910 гг.

Боковой вид северо-западного фасада дома в усадьбе Покровское-Стрешнево. Фотография 1909-1910 гг.

Чуть позднее на крыше выстроили еще две крупные невысокие башни-барабаны, крытые внутри полукруглыми куполами и украшенные по контуру зубцами, а также несколько маленьких декоративных башенок с остроконечными завершениями.

Главный дом усадьбы Покровское-Стрешнево. Северо-западный фасад. Фотография 1910-1914 гг.

Большая часть сделанных пристроек имела элементы древнерусской стилистики: кубышчатые колонны входного крыльца, килевидные фронтоны окон, фигурные колонки наличников и пр.

Главный дом усадьбы Покровское-Стрешнево. Юго-восточный (ставший главным) фасад. Надстройки в виде башни-донжона еще нет. Фотография 1909-1910 гг.

Боковой вид на юго-восточный (ставший главным) фасад дома в усадьбе Покровское-Стрешнево. Фотография 1909-1910 гг.

Юго-восточный фасад дома в усадьбе Покровское-Стрешнево. Фотография 1930-х гг. Архив ГНИМА

Верхняя часть здания приобрела черты романской фортификационной архитектуры. Основание же - старый особняк - осталось в основном ампирным. Главный фасад дома был обращен к прудам, вход подчеркивался высокой пологой аркой и выступом парадного крыльца, над которым находился балкон с балюстрадой и коринфскими колоннами. Фасад со стороны парка украшала выступающая полукруглая ротонда-балкон с колоннами, на которую можно было подняться из сада по двум опоясывающим ее лестницам. Чтобы хоть как-то сгладить явные стилевые несоответствия в облике здания, княгиня приказала развесить по фасадам старого дома гирлянды «листьев», сделанных из окрашенной жести. Эта «маскировочная сетка» видна на одной из фотографий.

К 1883 году были закончены возведение и отделка полукруглой пристройки с юго-западной стороны господского дома, где разместился театр. Это была «проба пера» супругов Шаховских, увлеченных сценическим искусством и мечтавших о создании домашнего театра. После того, как в малом формате театр был опробован в Покровском, они приступили к строительству более масштабного заведения на Большой Никитской. По воспоминаниям современников, театр в Покровском-Глебове, несмотря на небольшую сцену, был удобен, отлично оборудован и обставлен. Он располагался на втором этаже пристройки, публика проходила сюда из парка, поднималась по лестницам на балкон-ротонду, проходила через переднюю дома и попадала в партер. Посередине правой стены пристройки располагалась единственная ложа театра, которую занимали хозяева со своими гостями. Из ложи шел прямой ход во внутренние комнаты дома. Небольшая сцена вполне удовлетворяла тем спектаклям, что здесь ставились. Высокие арочные окна с разноцветными вставками давали в помещении красивый переливающийся свет. В вечернее время уютный зрительный зал освещался свечами, а в особо торжественных случаях в нем включали электрические лампы. Управлял театром и труппой провинциальный актер Долинский. Спектакли давались раз в неделю, по воскресеньям. Основную массу зрителей составляли дачники, живущие в Покровском и окрестных деревнях.

Стена усадьбы Покровское-Стрешнево. Вид с Виндавского ж/д моста. Напрудная башня (справа), главный усадебный дом и колокольня Покровской церкви (в центре) и Конюшенная башня (справа). Фотография 1904 года

В 1880-1890 годах вокруг усадьбы была возведена мощная кирпичная ограда в псевдорусском стиле. Проект стены и въездных ворот разработал академик архитектуры Александр Петрович Попов, а двух башен - Напрудной и Конюшенной - архитектор, мастер модерна Федор Никитич Кольбе. Эта крепостная стена еще больше обозначила «замковость» господского дома и отгородила его от шума дороги и посторонних лиц. Высокая ограда скрыла за собой основные архитектурные нестыковки, и дом, выглядывавший из-за нее только своими башнями, на расстоянии производил относительно цельное впечатление.

Въездные ворота усадьбы Покровское-Стрешнево. На воротах видны остроконечные завершения, не сохранившиеся до наших дней. Фотография 1904-1914 гг.

Вокруг перестроенного усадебного дома был заново разбит «версальский сад», на дорожках и газонах расставлено более 40 статуй и бюстов ремесленной работы. В их расположении угадывается подражание убранству верхней террасы перед дворцом в имении Архангельское.

Гемма "Лето" в парке усадьбы Покровское-Стрешнево. Фотография 1920-х гг. Photo by nataturka / www.nataturka.ru

Статуя в парке усадьбы Покровское-Стрешнево. Фотография 1927 года.

Статуи в парке усадьбы Покровское-Стрешнево. Фотография 1927 г.

Евгения Федоровна уделяла большое внимание парку. В течение долгих лет здесь планомерно заменяли лиственные породы деревьев хвойными - соснами, елями, лиственницами, кедрами и пихтами. В «Памятной книге для посадки разных растений в селе Покровском» можно прочесть: «Везде вынимать лиственные деревья около главного дому, не давать вырастать дичкам, чтобы был характер культуры хвойной». Хвойные породы высаживались в парке сотнями. Саженцы для посадок выписывались из Петровской земледельческой и лесной академии, из лесного хозяйства в имении Поречье графа А.С. Уварова и выращивались в собственном питомнике Покровского. Княгиня Шаховская лично руководила посадками, давая указания садовнику, когда собирать семена деревьев, где их высеивать в питомнике, на каких участках парка высаживать молодые деревца. В конце XIX и в начале XX века этот лесной массив между Елизаветиным и усадьбой именовался либо Елизаветинской рощей, либо Покровским Серебряным бором (не путать с Хорошевским и Всехсвятским Серебряными борами). К сожалению, многие хвойные насаждения в усадьбе не дожили до наших дней из-за бедности местных песчаных почв и периодических засух в 1930-х годах. Из сохранившихся хвойных посадок особенно ценен единственный уцелевший кедр, посаженный в конце XIX века в районе бывшего зверинца. Известен точный возраст сосны, растущей со стороны Волоколамского шоссе у флигеля с бывшим театром, она была посажена в 1886 году.

Из кустарников высаживались сирень, жимолость, жасмин, бузина, желтая акация, орешник, спиреи. Рядом с усадебным домом, у башни в ограде и у колодца высаживали девичий виноград, побеги которого почти сплошь покрывали стены. Выращивались в Покровском-Глебове и многочисленные цветы. В семейном архиве Стрешневых сохранились изящные проекты цветочного оформления партеров перед главным домом, разработанные садовником Рашем. В парке росли штамбовые, кустовые и полиантовые розы, левкои, гладиолусы, петунии, герани, бегонии, вербены, хейрантусы и агератумы. Цветы для посадок выращивались в усадебных оранжереях. Помимо цветов, в оранжереях росли лимоны, персики, гранаты, померанцы, клубника. Часть растений и плодов шла на продажу.

Энергичная и практичная Е.Ф. Шаховская, по-немецки расчетливая и основательная (не зря по отцу она была фон Бреверн), не забывала и о прямой выгоде от своих предприятий. Из веками бездоходного имения Покровское она принялась активно извлекать прибыль. Благоустроенный ею и ставший очень популярным парк она огородила от посторонних, предоставив посетителям гулять в нем при условии оплаты входных билетов. Свои обширные владения княгиня огородила высокой каменной стеной, колючей проволокой, на въездах установила шлагбаумы и повсюду расставила сторожей, хватавших каждого, кто осмеливался нарушить очерченные границы. Была перегорожена даже древняя дорога через парк из соседнего Никольского, из-за чего у владелицы Покровского вышла неприятная судебная тяжба. Близ этой дороги, у границы парка находились 26 дач лесопромышленника Ф.М. Ниживина, его дачники часто прогуливались по дороге и, разумеется, были недовольны произведенными ограничениями. Поэтому Наживин подговорил никольских крестьян подать в суд на Е.Ф. Шаховскую в связи с тем, что она своим нововведением препятствовала им посещать церковь. Княгиня наняла для защиты известного адвоката Ф.Н. Плевако, но и он был настроен против нее и умело провалил защиту.

Сохранилась схема, составленная Е.Ф. Шаховской для рационализации рекреационной нагрузки усадьбы, включавшая весь парковый массив и речку Химку. В соотвествии с ней имение было разделено на три зоны. Окрестности главного дома с регулярным парком, оранжереями и центральный парковый массив по сторонам от дороги в Елизаветино, обозначенные как участок №1, предназначались для личного пользования семьи владельцев и приглашенных гостей. Сюда полагалось «пускать гулять только по особому распоряжению, без билетов» и «не допускать езды ни верхом, ни в экипажах». Западный участок №2, именуемый «Карлсбадом», включал речку Химку с окружающими ее живописными холмами и часть парка за Иваньковской дорогой, границы его были обозначены стриженой еловой изгородью. Тут разрешалось гулять по билетам, кататься на лодках, ловить рыбу. На участке №3, в восточной части парка от дороги в Никольское до границы с селом Всехсвятским и Коптевскими выселками, также разрешалось гулять по билетам, собирать грибы, ходить по траве.

Пруды в Покровском-Стрешневе. Фотография 1904-1914 гг.

Корыстолюбие владелицы Покровского порой доходило до абсурда. Даже дачники, снимавшие домики на территории парка, должны были приобретать билеты, чтобы иметь возможность передвигаться по ней. Коммерции советник П.П. Боткин, брат знаменитого врача С.П. Боткина, арендовавший дачу почти в центре парка, возмутился было такой несправедливости, но получил комментарий от князя Шаховского, что если ему что-то не нравится, то он «может очистить дачу». Софья Толстая в письме мужу в 1897 году жаловалась, что «в Покровском очень грустно то, что везде видна злоба хозяйки: все огорожено проволокой колючей, везде злые сторожа, и гулять можно только по пыльным, большим дорогам».

В селе Е.Ф. Шаховская арендовала овощную и пивную лавки и прачечную. Оранжерея, сад и огород приносили плоды, которые, наряду с личным пользованием, продавались дачникам. После реформ 1860-х годов к использованию усадебных земель начали проявлять интерес новоявленные купцы, вчерашние крестьяне. Используя эту заинтересованность, княгиня охотно сдавала в аренду землю вблизи Иванькова, на берегу Химки. Первым здесь открыл свою бумагопрядильную фабрику купец 2-ой гильдии Иван Никандрович Сувиров. В 1871 году по соседству с ним разместил свое красильное предприятие записавшийся в купцы иваньковский житель Александр Дорофеевич Дорофеев, ранее почти 8 лет работавший на фабрике Сувирова. В связи с деятельностью красильной фабрики была безнадежно испорчена вода в Химке: промышленные стоки из красильни были выведены прямо в речку, в ней же промывались и производимые ткани. Из-за этого окрестные жители и дачники вынуждены были ограничиваться водой для питья из родников, которыми, благо, изобиловала местность. В 1880 году на месте ткацкой фабрики Сувирова, переведенной в Братцево, расположился гвоздильный заводик Варфоломея Петровича Маттара, французского подданного. В парке над Химкой два участка земли арендовали фабриканты Прохоровы под санаторий для рабочих своей мануфактуры.

Рьяно видоизменявшая и благоустраивавшая усадебный дом и парк Евгения Федоровна никак не желала перестраивать и расширять Покровский храм, давно уже переставший вмещать всех прихожан, число которых особенно возрастало в летний период за счет приезжих дачников. У нее даже возник затяжной конфликт с крестьянами на этой почве. С 1876 года она пыталась решить проблему наименее затратным для себя способом - добиваясь перевода части молящихся в Знаменский храм села Аксиньина, находящийся за много километров от Покровского. Но крестьяне протестовали против необходимости посещения дальнего храма, и церковные власти поддержали их, разрешив расширить церковь Покрова.

Проект Покровской церкви. Архитектор Г.А. Кайзер. 1897 год

Местный состоятельный дачник П.П. Боткин охотно взял на себя все издержки по перестройке храма. При его финансовой помощи архитектором Г.А. Кайзером был разработан проект расширения церкви и осуществлено строительство. После проведения работ помещение храма увеличилось почти вдвое. Приделы, находившиеся когда-то в небольшой трапезной и в XVIII веке упраздненные ради экономии места, теперь снова появились в боковых частях храма. В 1897 году правый придел был освящен во имя апостолов Петра и Павла (в честь П.И. Стрешнева), а левый - во имя Николая Чудотворца (в память упраздненной церкви села Никольского, иконы из которой были перенесены сюда).

Практичность и стяжательство княгини Е.Ф. Шаховской удивительным образом сочетались с ее широкой благотворительностью. В своих городских домовладениях она сдавала едва ли не каждый угол - под магазины, дешевое жилье, театр, проведение праздничных мероприятий, - в усадьбе извлекала прибыль буквально из каждого дерева и куста. Правда, обо всем этом она просила не писать в прессе, дабы не ронять свой престиж в глазах общества (зачастую совершенно напрасно, так как слава о ее алчности распространялась быстрее, чем печатались газеты). Напоказ же выставлялся образ известной и щедрой благотворительницы. Княгиня Шаховская являлась одной из попечительниц Александровского убежища для увечных воинов, располагавшегося в соседнем с Покровским-Глебовым селе Всехсвятском, и приюта имени князя В.А. Долгорукого, в Дамском попечительском комитете о тюрьмах она состояла среди директрис, в Московском совете детских приютов числилась вице-председательницей, также она возглавляла Московское общество вакационных колоний. Прочитав в английских журналах об организации отдыха школьников с ослабленным здоровьем, Евгения Федоровна создала в 1884 году на двух дачах в Покровском первый в России летний оздоровительный приют для девушек-гимназисток. По аналогичным ему принципам впоследствии организовывались пионерские лагеря советского периода. В приют поступали в основном девочки из несостоятельных семей, в течение двух летних месяцев они жили в сосновом бору под присмотром штатного доктора и под усиленной опекой и заботой, которую зачастую проявляла и лично княгиня Шаховская, посещавшая воспитанниц и следившая, чтобы они ни в чем не нуждались. В период Русско-японской войны 1904-1905 годов в имении княгини был обустроен лазарет для раненых солдат, рассчитанный на 25 человек.

Аллея школьной колонии в парке усадьбы Покровское-Стрешнево. Фотография 1903-1913 гг

Начало увлечению филантропией Евгении Федоровны было положено службой ее супруга в ведомстве, занимавшемся благотворительными делами. Кроме того, эта человеколюбивая деятельность, как ее тогда называли, во многом была подражанием занятиям дам высшего общества, данью существовавшей в то время моде на благотворительность, ведь не зря XIX век называют золотым веком меценатства.

Михаил Валентинович Шаховской-Глебов-Стрешнев последние годы своей жизни много болел и в конце 1891 года отправился на лечение в Германию, откуда уже не вернулся, скончавшись в Ахене в феврале 1892 года, на 56 году жизни. Он был похоронен на Русском православном кладбище в Висбадене. После смерти мужа Евгения Федоровна окончательно покинула городскую усадьбу на Большой Никитской, тут же приспособив ее под коммерческое использование, и переехала в Покровское, откуда продолжила руководить делами.

Случалось княгине Шаховской-Глебовой-Стрешневой совершать широкие жесты. Так, например, незадолго до Первой мировой войны она подарила ванный домик «Елизаветино» своей подруге Надежде Петровне Ламановой, известной портнихе, обшивавшей весь московский свет и богему. Это был знак признательности и преклонения Евгении Федоровны перед талантом модельера. С началом военных действий Надежда Петровна организовала в подаренном Елизаветине на свои средства лазарет для раненых солдат. Как видно, такие госпитали по мере своих возможностей устраивали многие обеспеченные женщины в России. Ни одна русская дама не желала прослыть «непатриоткой».

В конце XIX века началось строительство Московско-Виндавской железной дороги, отрезок которой должен был пройти по территории Покровского-Глебова. Владелица усадьбы передала часть принадлежавших ей земель железнодорожному ведомству под прокладку путей. В 1901 году, когда Московско-Виндавское направление было открыто, по решению правления железной дороги одна из ее станций в Волоколамском уезде была названа в честь Евгении Федоровны - «Шаховская» . Об этом событии свидетельствует «Спутник по Московско-Виндавской железной дороге», изданный в 1909 году в Москве. Платформа, открытая перед усадьбой Покровское, изначально была образцом скромности и представляла собой небольшую посадочную площадку с крошечным навесом и закутком для кассы. Платформа была настолько мала, что большинству прибывавших на нее пассажиров приходилось спрыгивать с поезда прямо на землю. В 1908 году ситуация была исправлена: здесь построили оригинальное станционное здание в стиле северного модерна по проекту архитектора С.А. Бржозовского.

Железнодорожный вокзал станции Покровское-Стрешнево. Фотография 1908-1909 гг. "Спутник по Московско-Виндавской железной дороге" 1909 года

Необычная и нарядная станция состояла из каменного строения, в котором располагались кассы и помещения обслуживающего персонала, и примыкающего к нему деревянного крытого перрона с арками красивого рисунка. К сожалению, до наших дней сохранилась лишь каменная половина станционного строения, деревянная часть разрушилась от ветхости в 1980-х годах.

Воспоминания о родстве с царствующей семьей никогда не покидали Евгению Федоровну Шаховскую-Глебову-Стрешневу, и ко дню трехсотлетия дома Романовых в 1913 году она воздвигла в Покровском около своего усадебного дома гранитный обелиск. Вероятно, полагала, что и она имеет по праву родства некоторые основания на подобный монумент. Памятник до сих пор возвышается напротив въездных ворот. Но существует и альтернативная легенда о его создании, более романтического свойства. Согласно ей обелиск воздвигнут в честь собаки, которая однажды спасла от гибели Евгению Федоровну, когда та была еще девочкой. Легенда также утверждает, что памятник венчала небольшая статуя собаки, до наших дней не сохранившаяся. Причем фигурка собаки на монументе олицетворяла собой не только конкретную собаку-спасительницу, но и напоминала о гербовой символике Стрешневых: изображение пса присутствовало на родовом гербе и перекочевывало с герба на герб при каждом последующем объединении фамилий.

Детей у Шаховских-Глебовых-Стрешневых не было, по иронии судьбы так тщательно сберегаемому роду Стрешневых так и не суждено было продолжиться. Прямых наследников у Евгении Федоровны не было, с родственниками со стороны мужа она контактов не поддерживала, в ее духовном завещании ни один из них упомянут не был. В порыве патриотизма и родственных привязанностей к императорской семье княгиня задумала завещать Покровское-Стрешнево Николаю II. Революция помешала осуществиться этой очередной сумасбродной затее.

Усадьба после революции

В 1917 году имение Покровско-Стрешнево было национализировано. Революционная власть отобрала у княгини Евгении Федоровны Шаховской-Глебовой-Стрешневой все, оставив лишь небольшую комнату в ее бывшем доме на Большой Никитской, в которой она ютилась после революционных событий. А 19 октября 1919 года княгиня и вовсе была арестована ЧК и 29 октября приговорена революционным трибуналом к заключению по политическим мотивам. Два с половиной года она провела в Таганской тюрьме. 9 февраля 1922 года Евгению Федоровну выпустили, дело было прекращено. После освобождения она смогла выехать за границу, и последние два года жизни провела в Париже, в доме №30 на бульваре Курсель. Семейство Шаховских-Глебовых-Стрешневых всегда хранило большую часть капиталов за рубежом, это позволило Евгения Федоровна жить в эмиграции безбедно. Скончалась бывшая владелица Покровского в ноябре 1924 года, извещение о ее кончине было опубликовано в «Русской газете» за 14 ноября этого года. Отпевание проходило в церкви Сен-Франсуа-де_саль на улице Ампер. Похоронена княгиня на парижском кладбище Батиньоль. Е.Ф. Шаховская реабилитирована прокуратурой Москвы в 2003 году.

Реквизированная после революции усадьба Покровское-Глебово была превращена в санаторий ЦК, затем передана в ведение дома отдыха текстильщиков. Мебель, картины, фарфор, бронза, посуда, ювелирные изделия и другие ценные вещи вывезли из бывшего господского дома. Нижний этаж его заселили служащими, охранявшими оставшееся имущество, мансарду занял ответственный совпартчиновник, а парадный второй этаж, по существу, превратился в склад книг, мебели и прочей утвари. Ванный домик «Елизаветино» в 1920 году приспособили под «красную санаторию» и в ходе переустройства здания почти полностью уничтожили его интерьеры. В годы Великой Отечественной войны домик сгорел и более не восстанавливался.

Дачный характер местности парка в Покровском-Стрешневе и прилегающих территориях сохранился и после революции, только теперь дачи стали ведомственными. Лучшие дачи, в том числе те, где жили артисты МХАТа, заняли советские чиновники и чекисты. Иваньковские дачи были приспособлены под санаторий ЦК, получивший название «Чайка» по названию дачи Лужского.

На территории парка в Покровском была устроена трудовая детская колония Наркомата путей сообщения, постепенно разросшаяся до размеров целого детского городка, получившего имя М.И. Калинина. К лету 1923 года в городке насчитывалось 26 детских домов, 2 детских сада, 2 детские колонии и отряд пионеров. Дети здесь занимались подсобным хозяйством: разводили свиней, птицу, кроликов, разбили фруктовый сад и работали в огороде. В детском городке в 1923 году жили 1509 детей и 334 взрослых.

В 1925 году в главном усадебном доме открыли Музей дворянского быта, подобный музею в Архангельском. Из хранилищ, где находились конфискованные в различных усадьбах вещи, привезли обстановку, большая часть которой была исторически чуждой Покровскому. В скудных фондах музея из вещей, действительно ранее принадлежавших владельцам усадьбы, были только семейный архив, портреты и кое-что из мебели. Просуществовал музей недолго. Уже через год после его учреждения у Коммунистической академии, которой он принадлежал, не оказалось средств на срочный ремонт кровли, «протекающей во многих местах». «Известия» писали: «… еще недавно дворец был в полной сохранности. Отсутствие надзора над состоянием здания привело к тому, что ставшая протекать крыша… разрушила потолок… и погубила часть здания…»

Обломки скульптур в парке Покровское-Стрешнево в период разрушения усадьбы. Фотография 1926 года. Photo by nataturka / www.nataturka.ru

Газоны в парке вытаптывались, скульптура повреждалась и разрушалась, помещения дворца постепенно снова стали использоваться под жилье, причем новые жильцы мыли паркет водой, в парадных залах устраивали грандиозные стирки белья, в комнатах ставили печки для обогрева, а чуть позже на первом этаже дома разместили котельную. Росписи на стенах закрашивались краской, в бывшей оранжерее устроили псарню. В 1927 году музей был ликвидирован и, по сути, разорен, удалось спасти лишь часть его фонда. После закрытия музея в усадьбе организовали дом отдыха, затем здесь разместился Институт мозга.

В 1931 году была закрыта и разорена церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Ее настоятеля, священника Петра Вележева арестовали и приговорили к заключению, он пробыл в тюрьме три года. После Великой Отечественной Войны в храме разместилась топливная лаборатория НИИ гражданской авиации. Здание церкви сильно пострадало: был разобран верхний ярус колокольни, растесаны некоторые оконные проемы, утрачена глава храма, по сторонам трапезной появились кирпичные пристройки, был полностью утрачен интерьерный декор и частично - детали фасадного оформления.

Вид здания храма Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе в 1992 году.

С 1932 года усадебный дом в Покровском-Стрешневе приглянулся Главному управлению Гражданского воздушного флота (авиакомпании «Аэрофлот»), и в нем был создан дом отдыха для летчиков. В период Великой Отечественной войны в Покровском располагался госпиталь. В 1970-е годы в усадьбе работал НИИ гражданской авиации. В конце 1970-х «Аэрофлотом» было принято решение восстановить главный усадебный дом и организовать в нем Дом приемов зарубежных делегаций, а оранжерею отреставрировать с сохранением исторической функции. В начале 1980-х годов начались масштабные натурные и архивные исследования объектов реставрации, затянувшиеся почти на 10 лет: собственник не спешил приступать к строительным работам.

В то же время - в конце 1980-х - начале 1990-х гг. - начались реставрационные работы Покровской церкви. В ходе реставрации были снесены поздние пристройки здания, восстановлена колокольня и главка храма, растесанные оконные проемы, детали фасадного декора. В 1992 году храм был передан Русской православной церкви, в его восстанавливаемом здании возобновились богослужения, начался сбор средств на продолжение реставрационных работ (которые ведутся и по сей день).

В марте 1992 года в главном доме усадьбы Покровское-Стрешнево произошел крупный пожар, уничтоживший кровлю, мансардный этаж с деревянной башенной надстройкой и серьезно повредивший парадные залы второго этажа, интерьеры которых в значительной степени были утрачены. Причины возгорания остались невыясненными. После пожара началось восстановление здания, но это процесс не был завершен, в середине 90-х выполненные примерно наполовину реставрационные работы прекратились, и с тех пор дворец фактически заброшен и ветшает.

В процессе реставрации в значительной части была восстановлена краснокирпичная ограда усадьбы и восстановлена церковь Покрова Пресвятой Богородицы. До наших дней они сохранились лучше других усадебных объектов.

Усадьба в наши дни

В 2003 году компания «Аэрофлот» продала ЗАО «СтройАрсенал» за 268,43 миллиона рублей три строения усадьбы: главный дом, оранжерею и угловую башню краснокирпичной ограды. Каковы были планы использования этой части имения новым собственником - неизвестно. Ясно только, что никаких работ по продолжению реставрации или хотя бы поддержании построек в надлежащем состоянии им не проводилось. Состояние отключенного от коммуникаций главного дома продолжало ухудшаться, а отреставрированная ранее оранжерея была окончательно разорена и разгромлена.

Три года спустя, в 2006, Росимущество обратилось в суд с иском к «Аэрофлоту», заявляя, что компания не имела права продавать усадьбу, т.к. та еще в 70-х годах получила статус памятника федерального значения и в состав приватизированного «Аэрофлотом» имущества не входила, т.е. оставалась в федеральной собственности. В 2007 году на все три строения был наложен судебный арест. Суд признал сделку между «Аэрофлотом» и «СтройАрсеналом» недействительной и постановил передать предмет сделки Росимуществу. Право собственности государства на отчужденные объекты усадьбы было оформлено только в 2010 году. В конце 2012-го усадьба была передана Росимуществом на баланс Высшей школы экономики, которая однако еще несколько лет не могла оформить свое право оперативного управления имуществом, поскольку наложенный на него арест так и не был снят. Только в январе 2015 года все юридические сложности были разрешены, Высшая школа экономики стала полноправным владельцем Покровского-Стрешнева и подписала охранные обязательства. К июню 2015 года разработан проект реставрации усадьбы.

Однако в начале 2016-го ВШЭ, не найдя достойного применения зданиям усадьбы и, вероятно, посчитав их ненужным обременением для себя, отказалась от вверенного ей имущества. Покровское-Стрешнево снова лишилось владельца. В данный момент Росимуществом и Правительством Москвы проводятся мероприятия по передаче усадьбы из федеральной собственности в собственность города Москвы. Есть надежда, что город отреставрирует комплекс из собственного бюджета. Однако это только предположения, и перспективы восстановления разрушающегося исторического памятника все еще остаются весьма туманными.

Панорама усадебного дома в Покровском-Стрешневе. Photo by Maria Gorskaya / mariagorskaya.artphoto.pro

Оранжерея. Помещение центральной ротонды. Photo by pila_dotoshnaya / livejournal.com

Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе. Photo by www.hrampokrovastr.ru

Последняя сохранившаяся статуя в парке Покровского-Стрешнева. Photo by marcolfus / livejournal.com

Символический эпилог. Photo by saoirse-2010 / livejournal.com

С другой стороны она переходит в великолепный некогда сосновый парк. Но, видимо, раньше здесь преобладал еловый лес, по которому местность и получила название Подъёлки. Пустошь под таким названием в середине XVI в. принадлежала Степану и Фёдору Тушиным и впервые отмечена писцовой книгой 1584 г. уже после приобретения её Елизаром Ивановичем Благово — видным политическим деятелем второй половины XVI в. В 1573 г. он участвует в свадебном обряде короля Магнуса с племянницей Ивана IV княжной Марьей Владимировной. В 1580 г. он был послан с мирными предложениями к Стефану Баторию, но вернулся обратно, ничего не добившись. Тремя годами позже его имя упоминается среди участников приёма английского посла Боуса в Москве.

Пожалуй, самые страшные и тяжёлые годы пережила эта местность в Смутное время. Весной 1608 г. начал свой поход на Москву Лжедмитрий II. «Тушинский вор», как станут его называть, разбил свой лагерь на берегу Химки, прямо напротив Подъёлок. В лагере собралось до 50 тыс. человек. Сюда приехала Марина Мнишек, которую уговорили признать очередного самозванца и даже обвенчаться с ним. Здесь же самозванцем был возведен в патриарший сан Филарет Романов, отец первого царя из династии Романовых. Но и падение Лжедмитрия II связано с этими же местами. После неудачной осады Троице-Сергиева монастыря, поражений под Тверью и Псковом самозванец был вынужден бежать из тушинского лагеря в Калугу, куда за ним последовала и Марина Мнишек.

Среди соратников самозванца выделялся Андрей Фёдорович Палицын, человек в соответствии с нравами и обычаями того непростого времени служивший «и нашим и вашим». Его сын Фёдор позднее писал в челобитной на имя царя Алексея Михайловича: «Служил отец мой прежним государям и отцу твоему государеву, государю… Михаилу Фёдоровичу, 40 лет и посылан был отец мой на твои государевы службы многажды с твоими государевыми ратными людьми, с дворяны и детьми боярскими, и с атаманы и козаки воеводою против ваших государевых неприятелей польских, и литовских, и немецких людей, и русских воров, и на многих боях с литовскими и немецкими людьми бивался, и в осадех сиживал, и на тех боях изранен и изувечен был многими увечными ранами. А многия службы и крови отца моего известны были блаженныя памяти отцу твоему государеву, государю… Михаилу Фёдоровичу, и твоим государевым бояром и думным людем: и за, государь, его многия службы и крови твоего государева жалованья поместный оклад был отцу моему 1000 четьи, денег из чети 130 рублей».

В 1622 г. документы называют А.Ф. Палицына владельцем Подьёлок. Был Андрей Фёдорович сыном боярским, начинал службу у окольничего Я.М. Годунова, после смерти которого в 1608 г. «отъехал» к «тушинскому вору». Годом позже вместе с другими тушинцами он направился в Тотьму выпускать из тюрьмы опальных и для этой цели там же на месте написал «подложную» грамоту, вызвавшую «сомнение» властей. На «жестоком» допросе А.Ф. Палицын показал всё, что знал о «тушинском воре»: о его происхождении и всех тех, кто служил самозванцу. Получив свободу, посол «тушинского вора» тут же перешёл на службу польского короля и в 1610 г. получил от Сигизмунда III грамоту о пожаловании в стряпчие.

Но уже в 1611 г. он состоит среди ратных людей Троице-Сергиева монастыря. Как только настоятель и келарь узнали о попытках интервентов пожечь Москву, именно А.Ф. Палицын мчится на помощь городу с 50 ратниками. Отличился он и в 1614 г., когда будучи воеводой в Осташкове сражался с литовцами, взял «языка» и послал его в Москву. В 1618 г. он служил воеводой в Муроме, в 1629—1631 гг. в далёкой Мангазее, в 1633 г. вернулся в Москву с чертежом реки Лены и росписью «землиц и людей», «кочевых и сидячих» по её берегам. Между службой в Муроме и Мангазее Палицын продал свою тушинскую пустошь дьяку Михаилу Феофилатьевичу Данилову.

М.Ф. Данилова можно вполне назвать преуспевающим чиновником своего времени. Начав карьеру в начале XVII в. в Смутное время, он последовательно прошёл всю служебную лестницу, выполняя порой очень ответственные поручения, причём следует отметить, что ни разу он не переходил на сторону врага. Непосредственно после избрания на царство Михаила Романова дьяк Данилов получает дипломатическое поручение отвезти турецкому султану известие о появлении нового русского царя. Поездка продолжалась до декабря 1614 г., а в сентябре 1615 г. он становится дьяком Разрядного приказа. В 1622 г. он, решив обзавестись землями на Химке, превращает пустошь в деревню, где ставит двор с деловыми людьми. Патриарший Казённый приказ отмечает, что в 1629 г. появляется каменная «новоприбылая церковь Покрова Святой Богородицы, да в пределех Чудо архистратига Михаила, да Алексея чюдотворца, в вотчине разрядного дьяка Михаила Данилова в селе Покровском — Подъёлки».

В 1641—1642 гг. М.Ф. Данилов числился дьяком Сыскного приказа, а в 1645—1646 гг. переписывал казну и деньги в Сибирском приказе и Приказе Казанского дворца. И, видимо, служба шла успешно, коль он сумел превратить пустошь в село. Переписная книга 1646 г. сообщает: «…за думным дьяком за Михаилом Даниловым сыном Фе-филатьевым село Покровское, Подъелки тож, а в нём церковь Покрова Пресвятой Богородицы каменная, а у церкви во дворе поп Симеон, да келья просвирницы, да 8 дворов крестьянских, людей в них 26 человек». Но главное: вместо первоначальных 29 с половиной десятии село Покровское «потягло» к себе около 300 десятин — Данилов увеличил имение почти в десять раз.

Не ладилось у дьяка лишь в личной жизни, о чём можно судить по тем богатым вкладам, которые он делал в монастыри на помин души своих умерших родственников. Например, в 1639 г. он отдал Троице-Сергиеву монастырю 100 рублей, да 100 золотых угорских и московских, «да на чудотворцевы гробы положил 3 покровы бархатных, кресты и дробницы серебряные золочёны, по цене за 90 рублёв. А за тот его вклад родителей его 51 имя написаны в синодики и в кормовые книги». Из всей семьи его пережила, да и то лишь на год, только дочь.

Недолгое время селом владеет Фёдор Кузьмич Елизаров, начавший службу с самой низшей должности — жильца (1616 г.). За более чем 40-летнее время неторопливого продвижения по служебной лестнице он достиг в 1655 г. чина окольничего и ему подчиняют Поместный приказ, которым он ведал до своей кончины в 1664 г. За время службы ему удалось сколотить неплохое состояние. Незадолго до смерти у него насчитывалось 500 дворов, а раньше «по его скаске» имелось 220 дворов.

В 1664 г. Покровское приобретает Родион Матвеевич Стрешнев, и с этого момента усадьба в течение почти 250 лет принадлежит роду Стрешневых. Эта фамилия выдвинулась благодаря тому, что в 1626 г. царь Михаил Фёдорович женился на дочери незнатного дворянина («темного происхождения» — по словам современников) Евдокии Лукьяновне Стрешневой, родственники которой быстро заняли видное место в придворной иерархии.

Родион Матвеевич Стрешнев — личность уникальная и очень заметная в русской истории. Ему пришлось на протяжении жизни служить всем четырём первым царям из династии Романовых. Начинал он службу стольником и продвигался достаточно медленно: с 1653 г. он окольничий и лишь через 23 года (1676) получает боярское звание. Приходилось ему выполнять дипломатические поручения, воевать, возглавлять различные приказы. Славившийся независимостью и стойкостью характера, он пытался уладить конфликт между патриархом Никоном и царём Алексеем Михайловичем. С конца 1670-х годов и до конца жизни он служил дядькой будущего императора Петра Алексеевича, которого, собственно, и выпестовал.

При первом Стрешневе жизнь в Покровском замирает. Эта подмосковная явно не сулила ему особенных выгод. Основной клин земли оставался под лесом. В 1678 г. в селе числилось «9 человек кабальных людей, 10 семей работников, в них 30 человек, двор прикащика, двор крестьянской, в нём 7 человек, и двор бобыльской, в нём 3 человека». Особенное значение в хозяйстве отводилось специально выкопанным рыбным прудам на речке Чернушке.

Сыну Стрешнева, Ивану, единственному наследнику, досталось в 1687 г. огромное состояние, составившее в общей сложности 13,5 тысяч десятин земли в разных уездах. При нём, в 1704 г., в селе Покровском, Подъелки тож, состояли: двор вотчинников, в нём приказчик и конюх, двор скотный, в нем 4 человека, и 9 дворов крестьянских, в них 34 человека.

В 1739 г. Ивана Родионовича не стало. Из двух его сыновей, Василия и Петра, Покровское по разделу было закреплено за последним. Служба Петра Ивановича протекала трудно. Гоф-юнкер Петра II, камер-юнкер сестры малолетнего императора Натальи Алексеевны, он при императрице Анне Иоанновне поплатился за близость к детям царевича Алексея отправкой премьер-майором в полевые полки. Лишь к концу её царствования ему удается достичь чина генерал-майора, но это же обстоятельство вызывает недоверие к нему следующей императрицы Елизаветы Петровны. Только в 1750-х годах он добился чина генерал-аншефа. Затем, воспользовавшись указом «О вольности российского дворянства», он вышел в отставку и полностью посвятил себя хозяйственным делам. Именно с этим обстоятельством связывается строительство в Покровском нового барского дома, законченного в 1766 г.

Сравнительно небольшой по размерам — всего десять комнат на первом этаже, с характерной для елизаветинской эпохи анфиладой парадных комнат — стрешневский дом представлял очень удачное, судя по сохранившимся чертежам, решение здания в духе французского рокайля, к тому же выполненного в камне. Обстановка особым богатством не отличалась, зато Покровское славилось обширной галереей из 25 родовых портретов и 106 картин. Удобная и гостеприимная подмосковная привлекала многочисленную и очень влиятельную родню хозяев. Сестра Петра Ивановича Марфа была замужем за князем А.И. Остерманом, младшая Прасковья — за известным историком М.М. Щербатовым. Здесь бывали и фаворит Екатерины II A.M. Дмитриев-Мамонов, и семья адмирала Спиридова, и братья Михаил и Пётр Яковлевичи Чаадаевы.

Усадьба в Покровском была прямой противоположностью другой усадьбы Стрешневых — Знаменское-Раек, близ Торжка, в двух верстах от Петербургской дороги, которая была выстроена для показухи, «для парада». Дом в Покровском строился именно для собственных нужд как загородная резиденция для отдыха. Но всё же во время торжеств, посвящённых празднованию Кючук-Кайнарджийского мира, в Покровском побывала императрица. Во всяком случае, краевед А. Ярцев, побывавший здесь в начале XX в., видел табличку с надписью, в которой говорилось, что 10 июля 1775 г. Екатерина II «кушала чай» у Елизаветы Петровны Глебовой-Стрешневой.

Елизавета Петровна была фигурой колоритной даже для своего времени. Уже в детском возрасте она проявляла свой необузданный нрав. Отец её рано лишился жены, а из 9 детей выжила только одна дочь, которую он очень любил и баловал безмерно. Не только отец, но и все домашние преклонялись перед нею, и вполне возможно, что именно это обстоятельство и развило в ней деспотизм, неуступчивость, отличавшие её от других барынь того времени. Она заставляла отца выполнять все свои капризы. Однажды её дядя, князь М.М. Щербатов, посланник в Лондоне, подарил ей куклу. К игрушке, прозванной Катериной Ивановной, приставили особую карлицу. Наиболее запоминающимся был праздничный выезд маленькой Елизаветы с куклой: «Карета была вся вызолочена и эмалирована, с золотыми кистями; четверо гусар сопровождали её верхом, сзади ехали два гайдука, а спереди бежал скороход, носивший на жезле герб Стрешневых. Весь дом приходил в волнение: лакеи пудрили волосы и заплетали косы. Все суетились, и приготовления продолжались не менее двух часов. Наконец Катерину Ивановну и карлицу сажали в карету, и народ, попадавшийся навстречу им, кланялся до земли».

Как ни потакал ей отец, он всё же воспротивился её желанию выйти замуж за Фёдора Ивановича Глебова (1734—1799), вдовца с дочерью на руках. Однако через год после смерти отца Елизавета Петровна добилась своего: «Я никогда не была в него влюблена, но я поняла, что это единственный человек, над которым я могу властвовать, вместе с тем уважая его».

Из четырёх детей Елизаветы Петровны выжили только двое. Воспреемницей старшего сына, Петра, была сама Екатерина II. Но если старшему удалось жениться против воли «маменьки», то младшему, Дмитрию, она не позволяла ни жениться, ни служить. Детей старшего сына после его смерти и после того как вдова вышла вторично замуж Елизавета Петровна оставила при себе. «Воспитание, которое получили эти несчастные дети, в продолжение долгого времени занимало всю Москву. Строгость их бабушки была так велика, что они при ней едва осмеливались раскрывать рот». Внучки её ходили в затрапезном платье, чуть ли не до 20 лет пользовались за столом детскими приборами, спрашивая у «бабеньки» разрешения взять тот или иной кусочек. Не желая выдавать их замуж, она всех женихов называла мальчишками, а иногда и просто дураками, приказывая лакеям гнать их из дома. Внуку Фёдору она не разрешала поступать на службу из-за элементарной прихоти: вдруг понадобится искать какие-то «бумажки», чтобы доказать своё происхождение. Говорят, что Николай I, узнав об этом, приказал выправить необходимые бумаги Фёдору Петровичу без обычных формальностей, что укрепило старуху в её правоте. Ведь Стрешневых и так все знают.

Внучка её, Наталья Петровна Бреверн, не держа обиды на бабушку, на старости лет говорила о ней, что это «один из последних образцов старинного самодурства, только без обыкновенно сопровождающих его вспышек и взбалмошности: это олицетворение какого-то систематического самодурства». И действительно, Елизавета Петровна говорила самые жестокие слова, не повышая голоса («кричат только мужики и бабы»). Но взгляд её при этом, по воспоминаниям окружающих, становился «ошеломляющим». А управляющий называл его «как поленом по спине».

Характер её смягчился лишь на склоне лет. А суровость свою при воспитании детей и внуков она оправдывала тем, что её саму в детстве сильно избаловали, что и принесло ей так много зла. «Я чувствую, что я изверг и не желаю, чтобы они были такие же». Тем не менее были у неё и свои привязанности. В частности, присланный ей в подарок князем Волконским калмычонок Павлов, к которому она очень привязалась и даже выпросила для него офицерский чин.

Её братья умерли в раннем возрасте, и казалось, род Стрешневых прервётся. Елизавета Петровна собирает родовые реликвии, создает галерею семейных портретов. Мать свою она хоронит в Чудовом монастыре Кремля вместе с «настоящими Стрешневыми». Появляются в её усадебном доме и фамильные гербы, а в парадной зале висит генеалогическое древо. После кончины двоюродного брата (последнего из Стрешневых), который, как говорили, в молодости был влюблён в неё, а впоследствии так же горячо ненавидел, она в 1803 г. добивается права называться Глебовой-Стрешневой и эту фамилию передаёт потомству.

При Елизавете Петровне обновляется и усадьба. На месте старого дома появляется новый трехэтажный в духе позднего классицизма. При нём разбивается регулярный сад, на краю которого размещаются рыбный пруд и шесть оранжерей с плодовыми деревьями. В стороне от сада устраивается зверинец с оленями, шлёнскими козами и баранами, китайскими, персидскими и капскими гусями, казарками, лебедями, голубыми индейками, журавлями, павлинами. Образцом для Е.П. Глебовой-Стрешневой послужило хозяйство дворцового села Измайлова. В версте от усадьбы, на крутом берегу речки Химки, строится великолепный и уютный летний домик, названный «Елизаветино» — дань уходящему усадебному веку.

Что же касается собственно сельского хозяйства Покровского, то за прошедшие сто лет масштабы его почти не изменились. В 1813 г. это те же, что и в петровское время, 300 десятин земли и семь крестьянских дворов, в которых было 57 (вместо 34) человек.

Усадебный дом строился и перестраивался, окончательно сформировавшись к началу XIX в. Внутренняя планировка и интерьер оставались почти неизменными до 1928 г. Автор проекта, к сожалению, остался неизвестен, но выполнен он добротно. Разумеется, дом в Покровском уступал таким загородным дворцам, как Кузьминки, Останкино и Кусково, но здесь и не устраивали таких пышных празднеств: дом в Покровском выполнял роль семейной летней резиденции. Он достаточно характерен для своей эпохи и поэтому имеет смысл разглядеть его поближе.

В вестибюле, в который прежде всего попадали гости, обращала на себя внимание портретная галерея династии Романовых, родством с которыми гордилась Елизавета Петровна. Среди царских портретов выделялся гипсовый, выкрашенный под бронзу, бюст самой владелицы. Он изображал довольно пожилую женщину, а вернее старуху с резкими чертами лица в гофрированном чепце. Вверху вестибюль украшал балкон-галерея: широкая парадная лестница, обрамленная четырьмя колоннами, вела наверх. В уголке стояли два высоких посоха, украшенных серебряными набалдашниками с гербами. Предназначались они для парадных выездов. По обычаям того времени перед каретой именитого дворянина бежали скороходы с посохами-булавами и расчищали дорогу. Среди стрешневских скороходов выделялся негр Помпее.

При создании музея в усадьбе после Октябрьской революции в одной комнате развесили почти все фамильные портреты, так или иначе имевшие отношение к владельцам. Не равноценные по своим художественным достоинствам, они тем не менее давали полное представление о роде Стрешневых, о времени, в котором они жили. По описи 1805 г., число картин достигало 328, в том числе царских портретов и изображений Глебовых и Стрешневых — 76. Среди них выделялись портреты, написанные Яном (Иваном) Лигоцким, художником «польской нации». Пять лет он обучался у знаменитого К. Легрена, у которого освоил не только рисунок и живопись, но и научился «подволочному письму» (т.е. умению расписывать потолочные плафоны), декорировать интерьеры, писать образа. Аттестовали И. Лигоцкого видные петербургские художники елизаветинской эпохи — Каравакк и Перезинотти. Последний свидетельствовал, «что Яган Лигоцкий, который у мастера Карла Легрена в живописной науке обучался орнаментам, фигурам и прочему, достоинство имеет в службе её императорского величества быть». С середины 1760-х годов Лигоцкий специализируется на портретной живописи, и среди его работ можно было увидеть облик хозяев Покровского и их родственников. Среди них портрет 1776 г. киевского генерал-губернатора П.И. Стрешнева, отца Елизаветы Петровны. С холста смотрит на нас пожилой, с обрюзгшим лицом, но с удивительно живыми черными глазами мужчина, уверенный в себе. А рядом портрет жены, молодой женщины, с высоко взбитой причёской, принявшей ещё при жизни мужа постриг, посвятившей себя Богу, возможно, из-за смерти почти всех своих детей. Рядом висел портрет девушки в наряде цветочницы. Это запечатленная в нежном возрасте Лиза, в будущем Елизавета Петровна.

Портретную украшали стулья, обитые материей с нашитыми гербами, зеркала в резных золоченых рамах, орнаменты на стенах.

Из портретной можно было попасть в столовую, оформленную в античном вкусе. Потолок был украшен плафоном, на котором в орнаментальном окружении изображены две колесницы, управляемые женскими фигурами с факелами в руках. Медальон в центре плафона представлял профили знаменитых древнегреческих живописцев Апеллеса и Зевскиса. Картины на стенах столовой изображали пейзажи, батальные сцены, руины и т.д. Комнату украшали фарфоровые сервизы, чайные и столовые, бронзовые скульптурные миниатюры. С мебелью из орехового дерева хорошо сочетался короткий комнатный рояль «Оффенберг». Большой интерес представлял буфет XVIII в. с раздвижными дверцами.

Вторая дверь из «портретной» вела в большой белый зал. Украшенный белыми колоннами коринфского ордера, он был построен в виде восьмиугольника, вписанного в продолговатую комнату. Английская мебель украшала белый зал — лёгкие кресла со стрельчатыми прорезями в спинках, два ломберных стола, привлекали внимание два столика-«бобика» (т.е. выполненные в виде бобов), украшенные маркетри — мозаичными картинами с видом приморских городов. К потолку была подвешена бронзовая люстра с хрустальными подвесками.

Интересны были в белом зале и в соседней синей гостиной наборные полы, выложенные разноцветными кусочками дерева, и хорошо гармонирующими с мебелью маркетри. Синяя гостиная получила своё название из-за цвета стен, напоминающих цвет бумаги, в которую заворачивали сахарные головы. Паркет в этой комнате расходился кругами от центральной розетки. Восемь коринфских колонн образовывали внутреннюю ротонду. Стены были украшены панно, на спинках стульев и диванов красовались копии античных барельефов. Освещал комнату фонарь, подвешенный на цепях. Пожалуй, эта комната была самой строгой по стилю.

Из белого зала можно было попасть в библиотеку, где в высоких книжных шкафах хранились книги XVIII в. и семейный архив Стрешневых, представлявший немалый интерес для исследователей быта и социально-экономической жизни в подмосковной усадьбе XVIII- XIX вв.

От библиотеки начинался целый ряд «покойных» комнат, выходивших окнами в сад. Среди них — кабинет, украшенный мебелью екатерининской эпохи: кресла, обитые цветной материей, столики-консоли с тончайшей резьбой, расписанные палевыми тонами, ломберный стол со столешницей, набранной из кусочков разноцветного дерева и изображающей средневековый замок со рвом и подъёмным мостом. С мебелью хорошо сочеталась ампирная люстра.

Через небольшую уборную можно было попасть в «парадную» спальню, разделенную арками на две части, между которыми выделялись фальшивые (нарисованные) двери. Спальню заполняла мебель павловского времени — столик со скошенными уголками и сфинксом на нижней полке, кресла с высокими спинками. Среди портретов, украшавших комнату, выделялся портрет М.И. Матюшкиной работы Ф.С. Рокотова. На картине, которую датировали 1780-ми годами, была изображена женщина средних лет в белом платье, обшитом кружевами по вырезу и закрытом, по моде, лёгким прозрачным газом.

Рядом располагался второй кабинет, обставленный мебелью александровской эпохи (стиля «жакоб») — кресла, столы, бюро. Украшали комнату английские часы в футляре. В углу кабинета, в особой стойке, находились длинные чубуки и трости. На стенах висели французские и английские цветные гравюры, а освещала комнату люстра, подвешенная к потолку цепями; на её обруче были укреплены рожки для свечей в виде кариатид. В этом кабинете можно было отметить вставленный в раму рисунок женской головки. Примечателен он тем, что выполнила его уже упоминавшаяся Наталья Стрешнева (в замужестве Бреверн), внучка Елизаветы Петровны. Рядом висел портрет её отца — гусара, погибшего в наполеоновское нашествие.

Смежная с кабинетом спальня была обставлена мягкой стёганой мебелью, стены и потолок затягивала материя с кружевной отделкой.

Приусадебный парк состоял из двух частей: регулярной — французской, и пейзажной — английской. Формировался он в основном в XIX в. Долгие годы здесь сводили лиственные породы деревьев и культивировали хвойные — сосну, ель, лиственницу. В «Памятной книге для посадки разных растений в селе Покровском» можно было прочитать: «Везде вынимать лиственные деревья около главного дому, не давать вырастать дичкам, чтобы был характер культуры хвойной». Когда-то регулярная часть парка, его партеры, аллеи, куртины были украшены скульптурой, представлявшей собой, по большей части, ремесленные поделки. Но стояли здесь и мраморные статуи работы Антонио Биболотти, выполненные специально для Покровского в Италии.

Извилистые тропинки через английский парк приводили к крутому обрывистому берегу речки Химки, на котором красовался небольшой, словно игрушечный, домик — «Елизаветино». Легенда гласит, что его выстроил в качестве подарка жене Ф.И. Глебов. Двухэтажный, с небольшими комнатами, он соединялся колоннами с маленькими флигельками, образуя уютный дворик. К сожалению, обнаружить имени архитектора не удалось, но безукоризненный вкус и высокая художественность исполнения, несомненно, говорят о его большом таланте. Прекрасный вид открывался с балкона-террасы на долину Химки.

Покровское представляло собой родовое гнездо, но все усилия поддержать мужскую линию рода оказались тщетными. После смерти Елизаветы Петровны одна из её внучек вышла замуж за купца Томашевского, после чего её имя перестали упоминать в семье. Вторая, Наталья, стала женой генерала В.Ф. Бреверна. Имение же перешло к внуку Елизаветы Петровны — гвардии полковнику Евграфу Петровичу Глебову-Стрешиеву, за которым оно числилось в 1852 г. Тогда в Покровском значилось 10 дворов, где проживало 40 душ мужского и 42 женского пола, церковь и господский дом с 10 дворовыми людьми. Но Евграф Петрович умер без мужского потомства, и в 1864 г. его младший брат Фёдор Петрович, не имевший детей, подал ходатайство о передаче своей фамилии зятю Евграфа Петровича. Государственный совет разрешил полковнику Ф.П. Глебову-Стрешневу передать свою фамилию ротмистру Кавалергардского полка князю Михаилу Шаховскому и впредь именоваться Шаховским-Глебовым-Стрешневым. Тройную фамилию в дальнейшем мог наследовать только старший в роде.

Его жена, последняя хозяйка Покровского, очень богатая женщина, миллионерша, чьё имя не сходило со страниц светской хроники (владелица знаменитой виллы Демидовых Сан-Донато, собственной яхты стоимостью свыше миллиона рублей для прогулок по Средиземному морю, личного вагона для поездок в Италию) и которая много занималась делами благотворительности — это и Дамский попечительский о тюрьмах комитет, и Московский совет детских приютов, и приют имени князя В.А. Долгорукова (бывшего губернатора Москвы), и Александровское убежище для увечных воинов. Для Московского общества вакационных колоний, возглавлявшегося ею, она передала две свои дачи близ Иванькова. Во время русско-японской войны 1904—1905 гг. она предоставила свою усадьбу под лазарет для раненых на 25 человек.

При ней и произошла перестройка усадебного дома, который искусствоведы называют теперь «архитектурным парадоксом». Фантастическое смешение всех мыслимых и немыслимых стилей и бутафорской архитектуры вместилось в нём. Дом был украшен высокими кирпичными башнями в романском стиле, русскими теремками, а деревянное завершение дома расписали под кирпич. Но на расстоянии он производит цельное впечатление и похож на древний замок, особенно когда на кирпичных стенах играют свет и тени. Перестройка усадебного дома осуществлялась по проекту академика архитектуры А.И. Резанова. Усадьба обносится кирпичной стеной с башнями.

Большие любители искусства вообще, а сценического в особенности, князь и княгиня Шаховские-Глебовы-Стрешневы почти одновременно строят два театральных помещения — одно в Москве, на (ныне театр им. Маяковского), а другое — в Покровском. Театр в усадьбе существенно отличался от обычных летних подмосковных театров. Добротный корпус театра, пристроенный к основному дому, был небольшим, но уютным. В него можно было попасть и из дворца. Обширная передняя и две круглые лестницы, по которым публика поднималась в зал, представляли эффектный вход в театр. Впечатление усиливалось от роскошных готических окон с разноцветными стёклами, дающих преломляющийся свет. Зал состоял из партера и небольшой ложи посредине правой стены, которую занимали хозяева со своими гостями. Из ложи шёл прямой ход во внутренние комнаты. Небольшая сцена вполне удовлетворяла тем спектаклям, что ставились здесь. Зал освещался свечами, а в особо торжественных случаях включали электричество. Управлял труппой и театром провинциальный актер Долинский. Представления шли раз в неделю, по воскресеньям. Владельцы предоставляли всем дачникам, жившим в Покровском, право посещать театр, а княгиня принимала непосредственное участие в спектаклях.

Главный дом стоял на окраине соснового парка. В его зелени утопали дачи Покровского-Стрешнева. Ещё Елизавета Петровна, не лишённая коммерческой жилки, выгодно использовала свою подмосковную, тем более что красивая и здоровая местность издавна привлекала москвичей. Уже в начале XIX в. здесь сдавались «домики для летнего жилья, со всякою к ним принадлежностию». В 1807 г. в Елизаветине жил именитый дачник — Николай Михайлович Карамзин, который работал здесь над «Историей государства Российского». Связано Покровское и с именем Л.Н. Толстого. 25 мая 1856 г. Лев Николаевич вместе с К.А. Иславиным («Костенькой») едет в Покровское-Стрешнево к его сестре Любови Александровне Берс, у которой было три дочери: вторая из них — Софья Андреевна стала впоследствии женой писателя. А в то время ей исполнилось всего лишь 12 лет. Со своей квартиры в Москве, на углу и , Толстой почти ежедневно ходил к Берсам в Покровское и обратно.

Дачи в Покровском всегда считались фешенебельными и были очень дороги. Снимать их могли только люди с высоким достатком. Чтобы оградить их от прочего люда, все дороги, ведущие в имение, были перегорожены шлагбаумами и выставлены сторожа. Дорога в соседнее Никольское также была перегорожена и из-за этого Никольские крестьяне почти 10 лет судились с владельцами, в итоге всё же выиграв тяжбу.

К середине 1880-х годов Покровское начинает увеличиваться в размерах — здесь уже 15 дворов, в которых жили 263 человека, две лавки, 22 дачи, причём не только господские, но и крестьянские. Открытие в 1901 г. Московско-Виндавской дороги не только оживило дачную жизнь в Покровском-Стрешневе, но и способствовало возникновению и развитию дачного посёлка, выросшего буквально за 3—4 года. Уже в 1908 г. на железнодорожной платформе было построено каменное станционное здание оригинальной архитектуры по проекту архитектора Бржозовского.

Покровское-Стрешнево пользовалось успехом не только у постоянных дачников, но и у временных отдыхающих. Летом 1908 г. сюда пустили автобус до Петровского парка, причём пассажиров оказалось так много, что, как писали газеты, «среди них происходят иногда споры об очереди, потребовавшие даже вмешательства полиции». Цену определили в 30 копеек, а в праздничные дни — 40 копеек. В тот год меблированные дачи-особняки, со всеми удобствами, отдавались от 100 до 2000 рублей за сезон.

После революции в Покровском-Стрешневе была устроена трудовая детская колония Наркомата путей сообщения. Воспитание детей трудом находилось в соответствии со старыми традициями. Дети занимались подсобным хозяйством — разводили свиней, кроликов, птицу, работали на огороде, разбили фруктовый сад. Постепенно здесь образовался целый детский городок, с 1923 г. носивший имя М.И. Калинина, куда входили санаторий на 70 детей, коммуна из 35 человек, детский сад на 35 малышей. К ним присоединялись детские учреждения других ведомств. К лету 1923 г., времени расцвета городка, в нём насчитывалось 26 детских домов, 2 детских сада, 2 детские колонии, отряд юных пионеров. В детском городке из примерно сотни зданий жили 1509 детей и 334 взрослых.

В 1925 г. в главном усадебном доме была осуществлена попытка устроить музей искусства общего типа, подобный музею в Архангельском. Но просуществовал он недолго. Постепенно его здание стало использоваться под жилье. В 1928 г. музей был закрыт и по сути разорён. Часть обстановки удалось спасти. Дворец вскоре оказался полностью заселённым. Но в 1933 г. он приглянулся «Аэрофлоту», и здесь был создан дом отдыха для лётчиков. В 1970-е годы в усадьбе расположился НИИ гражданской авиации, а позднее её отдали под дом приёмов Министерства гражданской авиации. С 1949 г. Покровское-Стрешнево оказывается в черте Москвы, а с начала 1970-х годов становится массовой жилищной застройки.

Иваньково

С историей Покровского-Стрешнева и именами некоторых его владельцев тесно связана и судьба деревни Иваньково, располагавшейся на правом берегу речки Химки. Писцовая книга 1584 г. сообщает: «За Елизарьем за Ивановым сыном Благово в вотчине, что преж сего за Степаном да за Фёдором за Тушиными купли:… деревня Оносьино на усть речки Хинки, пашни паханые середней земли 6 четьи, да перелогу 4 четьи в поле, а в дву потомуж, сена 100 копен, лесу дровяного 4 десятины».

В Смутное время эти места были сильно опустошены, и в 1623 г. это уже «пустошь, что была деревня Оносина на речке на Химке», которой владел думный дьяк Иван Тарасьевич Грамотин.

Видный чиновник первой половины XVII в., он в начале своей карьеры писался как Иван Курбатов — по прозвищу своего отца, также дьяка, Тараса Курбата Григорьевича Грамотина. Первые сведения о нём относятся к концу XVI в., когда в 1595 г. он ездил с посольством М. Вельяминова к римскому цесарю, а через четыре года с послом А. Власьевым опять побывал у него. С началом Смутного времени он служил в различных приказах. В 1604 г. он перешёл на сторону Лжедмитрия I, был пожалован в думные дьяки и в 1606 г. вёл переговоры с поляками. Служил Грамотин и Василию Шуйскому, но, изменив ему, перебежал в Тушино, к Лжедмитрию П. Оттуда он ездил в Троицкий монастырь, уговаривая монахов сдаться осаждавшим обитель врагам. В 1610 г. он был направлен послом к польскому королю Сигизмунду, который возвёл Грамотина в думные дьяки и назначил в Посольский и Поместный приказы, таким образом выделяя его среди остальных изменников, за то, что Иван Грамотин начал служить ему «прежде всех». Кроме должностей его награждают и поместьями. Во время оккупации Москвы поляками Грамотин был едва ли не самым усердным пособником интервентов. О нём и ему подобных в «Новой повести о православном Российском царстве» говорилось: «…супостаты наши, которые ныне у нас, — заодно с нашими изменниками-единоверцами, новыми богоотступниками и кровопролителями, и веры христианской разорителями, родственниками сатанинскими, собратьями Иуды, предателя Христа, с нашими начальниками и с иными их прислужниками, пособниками и единомышленниками, которые недостойны по своим злым делам истинным именем своим именоваться (называть их следует — душепагубные волки)».

Польский наместник в Москве Гонсевский формально проводил совещания с Боярской думой, а фактически сажал рядом с собой Грамотина, Салтыкова, Мосальского, Андронова, и обиженные бояре не раз упрекали Гоисевского: «А нам и не слыхать, что ты со своими советниками говоришь». Историк Дм. Баитыш-Каменский говорил о Грамотные, что это был «муж государственный, царедворец ловкий, пронырливый, обесславивший имя своё гнусною изменою и постыдным себялюбием».

В 1612 г. Грамотин участвовал в посольстве московских бояр, просивших на царство королевича Владислава. Потом он вернулся на Русь, уговаривая московских начальников подчиниться Владиславу. И хотя в грамоте об избрании Михаила Фёдоровича на царство о нём говорится как об изменнике, тем не менее ему, появившемуся в Москве в начале 1618 г., довольно быстро удалось реабилитироваться, получив назначение в Новгородскую четь, а затем и думное дьячество. Большую роль в этом сыграла его дружба с патриархом Филаретом, отцом нового царя, возникшая во время их совместного пребывания в Польше. Да и сам дьяк был не промах: умел блеснуть красноречием, владел доверием государя. В 1626 г. он присутствовал на свадьбе Михаила Фёдоровича и Евдокии Стрешневой и в числе бояр шёл за поезжанами перед государем. И всё же зимой этого же года за самовольство и непослушание, по настоянию патриарха, его сослали в Алатырь. Лишь в 1634 г. после смерти Филарета царь Михаил Фёдорович возвратил его в Москву и приблизил к себе, жалуя Грамотина печатником, т.е. хранителем государственной печати, с повелением писаться с «вичем», т.е. Иваном Тарасьевичем.

Дьяк был весьма корыстолюбив. Так, в 1607 г., пользуясь своим положением, он взял себе лучшие дворцовые сёла в поместье, находясь во Пскове, грабил окрестные селения, мучил, как говорит летопись, «многих христиан», пытал их и «на мзде великой отпущаеши».

Грамотин скончался 23 сентября 1638 г., приняв перед кончиной по обычаю того времени постриг (в иночестве — Иоиль) и указав своими душеприказчиками боярина князя И.Б. Черкасского и окольничего В.И. Стрешнева, хотя во вкладной книге Троице-Сергиева монастыря, куда дьяк делал богатые вклады и где похоронен, указаны Другие лица.

Умер дьяк бездетным, оставив после себя огромное состояние, в оценке которого разошлись, вполне возможно, не без умысла, душеприказчики. Во всяком случае, в отписке боярина Ф.И. Шереметева на имя царя сказано: «…А про Ивановы животы Грамотина Данила да Илья Милославские да Иван Опухтин нам сказали, что прикащики де у Ивановой души Грамотина твой государев боярин князь Иван Борисович Черкасский да окольничий Василий Иванович Стрешнев, а денег де после Ивана осталось тысячи с три, опроче рухляди; а дьяк Дмитрий Карпов нам сказал, что после Ивана осталось денег 5000 рублей, опроче же рухляди, а сказывал ему, Дмитрию, про те деньги.

Иван Азеев сын Опухтин, и он, Дмитрий, те деньги видел; и из тех денег вынято 500 рублей, как Ивана не стало, а вынимал те деньги Иван же Азеев сын Опухтин, а приказал де Иван Грамотин прикащикам теми деньгами душу свою строить, на три года давать сорокоусты на сорок храмов, да нищих кормить три ж года». И хотя дьяк жил далеко не безгрешным, деньги его пошли на благое дело. Государь Михаил Фёдорович «сей отписки слушав, указал… полоняником деньги по указу и что даёт патриарх и митрополиты и московские ближние монастыри, из Ивановых животов Грамотина, и то послать, чтоб невольников окупить».

После смерти Ивана Тарасьевича деревня, получившая новое название по имени дьяка, переходит к Стрешневым, и в дальнейшем вся её история связана с Покровским-Стрешневым. Переписная книга 1678 г. сообщает, что за боярином Родионом Матвеевичем Стрешневым, кроме Покровского, значилась и «деревня Оносьина, а Блаженки Ивановское тож, на речке на Хинке, что было допреж сего за Иваном Грамотиным, а в ней на мельничных двух дворах деловых людей 20 человек, крестьянских 5 дворов, людей в них 12 человек, и бобыльских 2 двора, людей в них 6 человек».

До середины XIX в. Иваньково развивается как бы в тени Покровского-Стрешнева. По данным справочника К. Нистрема, в деревне, принадлежавшей гвардии полковнику Евграфу Петровичу Глебову-Стрешневу, значилось 8 дворов, где проживали 43 души мужского пола и 44 женского. После реформ 1860-х годов сюда потянулись новоявленные купцы, вчерашние крестьяне. Устроил бумагопрядильную фабрику и купец 2-й гильдии Иван Никандрович Сувиров, рядом разместил красильное заведение местный иваньковский житель, также записавшийся в купеческое звание, Александр Дорофеевич Дорофеев, который до открытия в 1871 г. собственной фабрики почти 8 лет работал у Сувирова.

Арендовав у княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой около двух десятин земли, он поставил на берегу Химки 11 небольших зданий. На его фабрике производились крашение и отделка бумажных тканей. Красили около 90 кусков в день. Цвета были простые — дикий (так тогда называли серый) и чёрный. Число рабочих редко превышало полсотни, причём они в основном были крестьянами соседних губерний и небольшая часть из Рузского уезда Московской губернии. Местных не было вовсе. Работали только днём, по 14 часов. Условия работы были тяжелейшими: в сушилке температура не опускалась ниже 50° в красильне пар был настолько плотен, что с трудом можно было разглядеть фигуру в метре от себя. Среди работников не редкостью были малолетние ребята, работавшие в основном на колотильной работе, под токмаками, с помощью которых расколачивали и прессовали сложенный куском товар. Токмаки представляли собой длинные железные брусья, весом по 9 пудов каждый, которые поднимались и опускались с помощью привода и при этом всей своей тяжестью ударяли в подставленную под них медную доску, на которую перед ударом клали плашмя кусок ткани. После удара, когда токмак вновь поднимался, товар быстро вытаскивался, повёртывался и вновь подставлялся под удар. Мальчики сидели на полу, каждый перед своим токмаком, которых насчитывалось 10—15 и более на каждой колотильной машине. Техника безопасности была не в почёте у Дорофеева, как, впрочем, и у большинства тогдашних промышленников.

А.Д. Дорофеев, скончавшийся в 1895 г., завещал всё своё небольшое состояние на благотворительные дела. 8000 рублей предназначались «на учреждение» четырёх кроватей в Александровском приюте для неизлечимо больных и калек всех сословий комитета «Христианская помощь». Деньги же, вырученные от продажи имущества, он завещал внести в городскую управу для выдачи с них процентов бедным перед Пасхой и Рождеством.

Рядом с красильней, ниже по течению, на месте бывшей суконной фабрики И.Н. Сувирова, переведенной в Братцево, в августе 1880 г. возникло гвоздильное заведение Варфоломея Петровича Маттара, французского подданного. Заводик выпускал проволочные гвозди и решётки, ручные прессы, диванные пружины, для которых использовали старую телефонную проволоку. Отсутствие вентиляции, металлическая и древесная пыль в мастерских сильно подрывали здоровье рабочих, хотя заработок у Маттара был в несколько раз выше, чем у русских предпринимателей. Владелец даже проявлял некоторую заботу об охране труда — все приводы, шестерни были закрыты или недоступны. Рабочий день был немного короче — 11 часов.

Владелица Покровского и Иванькова княгиня Е.Ф. Шаховская-Глебова-Стрешнева, как и многие дамы высшего света, занималась благотворительностью. В частности, она принимала активное участие в работе Московского общества вакационных колоний и была выбрана его пожизненной председательницей. Для летнего лагеря общества она предоставила дачи в своём имении. 30 мая 1884 г. состоялось торжественное открытие лагеря. Общество существовало на благотворительные пожертвования, которые, правда, были немногочисленны. Весь лагерь размещался в двух небольших дачах, которые стояли на пригорке в большом тенистом саду. Наибольшего расцвета Общество достигло перед Первой мировой войной.

Приезжали сюда в основном воспитанницы женских гимназий в возрасте от 9 до 18 лет. Как правило, это были дети несостоятельных родителей, нуждающиеся в лечении. Два месяца жизни в сосновом бору, под присмотром доктора Я.И. Зенькина, работавшего в колонии с 1892 г., усиленное питание давали свои плоды и поправляли здоровье детей. В последние предвоенные годы колонией руководила К. С. Буянова, которая в бытность свою гимназисткой 6 лет провела в ней и, естественно, знала всё, что необходимо воспитанницам, не со стороны.

Прославилось же Иваньково наряду с Покровским как дачная местность. Московский краевед С. Любецкий отметил его в своих заметках: «…прекрасное по своей гористой местности и удобству селение Иваньково: там летом во множестве обитают московские переселенцы». Пожалуй, не было в округе ни одного селения, которое пользовалось бы такой популярностью. Красивая местность приглянулась и сотрудникам московского Художественного театра. Одним из первых здесь обосновался Виктор Андреевич Симов (1858—1935), талантливый художник-декоратор, который в истории московского Художественного театра занимает достойное место. Благодаря его новаторским работам, быть может, и был создан МХТовский стиль. На северной окраине деревни он выстроил дачу-мастерскую, где было «всё оригинально, удобно и хоть вычурно, но талантливо. Внутренность вроде парохода. Чисто, так как всё из дерева и съемных подушек. Вместо занавесок на террасе — паруса. Фонтан ударяет по колокольчикам и издаёт созвучия». Дачу свою он назвал «Чайка». В советское время она была национализирована и в ней был устроен правительственный дом отдыха.

Неподалёку поселился ведущий актёр театра Василий Васильевич Лужский. На своей даче он развёл великолепный сад, в котором выращивал удивительные розы, выводил новые сорта сирени. Сохранилась в деревне разоренная в конце 1920-х годов цельнокирпичная часовенка, построенная в начале XX в. архитектором В. Бориным в виде «каплицы» с затейливыми колонками, узорными арками.

После революции дачи-особняки были конфискованы: в них разместились санатории и дома отдыха для партийных и советских работников. В 1920 г. здесь побывал В.И. Ленин, навещая детей И. Арманд.

Промышленный бум 1930-х годов не обошёл и Иваньково. В 1931 г. здесь открылась фабрика детских педагогических игрушек и термометров. Она дала работу почти 350 человек. Но недостаток в жилье (не хватало даже бараков), низкая зарплата приводили к огромной текучести кадров. Так, в 1934 г. на фабрику было принято 206 человек, а уволилось 237. С началом строительства канала Москва-Волга часть фабричной территории занял лагерь системы «Дмитровлага», в котором содержались заключённые, строившие канал. Его русло прошло по землям Иванькова, а речку Химку перегородила плотина, образовавшая Химкинское водохранилище. Позднее деревня вошла в состав столицы, а её название сохранилось в наименованиях улицы, проезда и

Усадьба Покровское-Глебово-Стрешнево находится на месте пустоши Подъёлки, которая впервые упомянута в писцовых книгах 1585 г. В то время ей владел Елизар Иванович Благово, видный деятель второй половины XVI века. Своим названием пустошь, скорее всего, обязана преобладавшим в этой местности еловым лесам. В начале XVII века владельцем пустоши становится А.Ф. Палицын, который примкнул к Лжедимитрию II, но потом перешел на сторону законных властей. В 1622 году он продал пустошь дьяку Михаилу Феофилатьевичу Данилову, который строит здесь селение. В 1629 году в селении возводится каменная "новоприбылая церковь Покров Пресвятой Богородицы, да в приделах Чудо архистратига Михаила да Алексея -чудотворца". С этого времени и начинается история села Покровское. По переписной книге 1646 года в нем числится 8 крестьянских дворов (по другим источникам, вначале Покровская церковь была деревянной, каменный храм был построен позже, в 1646 г.). После смерти дьяка Данилова усадьбой недолгое время владеет Ф.К. Елизаров. В 1664 году он продает Покровское-Подъелки Родиону Матвеевичу Стрешневу. В это время в селе насчитывается уже 220 дворов. Стрешневы владели усадьбой в течение 250 лет. Этот род был незнатным до 1626 года, когда на Евдокии Лукьяновне Стрешневой женился царь Михаил Федорович Романов. От этого брака было 10 детей, в том числе будущий царь Алексей Михайлович.

С тех пор род выдвинулся и занял видное место в придворной иерархии. Одна из владелиц Покровского, Елизавета Петровна Стрешнева, вышла замуж за Федора Ивановича Глебова и в 1803 году добилась для своей семьи разрешения именоваться двойной фамилией: Стрешневы-Глебовы. После этого село Покровское-Стрешнево получило еще одно название - Покровское-Глебово. В начале XIX века в окрестностях Покровского сдавались "домики для летнего жилья со всякою к ним принадлежностию". Дачи в Покровском всегда считались фешенебельными и были очень дороги. В 1807 году здесь жил Н.М.Карамзин, который работал над "Историей Государства Российского". В 1856 году Покровское-Стрешнево посещал Л. Н. Толстой, который навещал там Любовь Берс.

Впоследствии он женился на одной из ее дочерей - Софье Андреевне. Покровская церковь - самое старинное здание в этом районе. Построенная в начале XVII века, она много раз перестраивалась, отражая своим обликом доминирующие архитектурные направления разных времен. В середине XVIII века ей были приданы пышные черты стиля барокко и пристроена трапезная. А с 1822 года храм стоял, перестроенный в стиле ампир. В 1896 году он приобрел эклектические формы. Колокольня построена в 1770-х гг. Церковная ограда с парадным въездом и угловыми башнями сооружена в конце XVIII в. После революции 1917 года в усадьбе был организован музей. В 1930-е годы музей и церковь были закрыты, колокольня церкви частично разрушена. Богослужения в Покровской церкви возобновлены в 1994 г.

Объект культурного наследия федерального значения.